Что дальше? Когда последний раз был у Маруси и делал ей уколы, ее так же кормили и ублажали. Маруся потом задремала. Леночка с Володей взяли внука, мы вышли во двор. Володя держал Антошку за руку, и были они так похожи, взрослый и маленький, как чижики — щупленькие, острые носики, оба в очках. Собирались к океану.
Я попросил меня довезти домой. Ехали, я рядом с Володей сидел, говорили о ерунде, а на заднем сиденье Леночка рассказывала о медузах и ламинарии, морской капусте то бишь. Энциклопедия на ножках. И внук такой же.
Наверное, и на этот раз к океану поехали — соврали Марусе, что на аттракционы, а сами — медуз рассматривать да за тюленями наблюдать и драгоценности собирать: камешки с дырочками, раковины, деревяшки и стеклышки, океаном обкатанные. Маруся бы всю эту ерунду выкинула, поэтому они у себя «сокровища» Антошкины хранят. Володя этажерку специальную для них выточил.
Я перекусил драниками со сметаной. Володя вчера угостил, он частенько мне что-нибудь приносит, по-соседски, из того, что готовит Леночка. Наверное, жалеет меня, остроносенький. Жалеет?!
Я его в ответ пивом угощаю. Кружку выпьет, и щеки розовые.
Драники отменные. Шла бы Леночка в поварихи лучше, большая была бы, добротная. Но лягушачью кожу не растянешь, не сказка. Из маленького тщедушного тельца не вылупятся большие груди, бедра, полные щеки…
Стебелек стебельком среди сорняков наглых и бойких. Я ее таким стебельком и увидел — давно, в девяностые годы. Я тогда в общежитии жил. И ее поселили рядом. Только у меня комната отдельная была, как у молодого специалиста. А Леночке, хотя она тоже после института, койко-место дали, жила с двумя девчонками-малярами из Паланы. Девчонки бойкие, оторвы, кавалеров водили. И что Леночка делала? В коридор выходила, у окна на подоконнике сидела с книжкой. Ждала, пока кавалеры уйдут. Подоконник широкий был, так она однажды так и заснула на нем. Я увидел ее, стою, смотрю, а что делать, не знаю. Будить? Девчонок бессовестных стыдить?
Я смотрел, смотрел, да и позвал Леночку к себе. Застеснялась. Но я уговорил.
Я ее подкармливал. Зарплата у нее тогда крохотная была. Картошку пожарю, с луком. Картошка вкусная получалась.
Когда пожарю, плитку выключу, крышкой сковородку с картошкой накрою, в коридор выглядываю. Сидит на подоконнике.
— Идем, мне одному скучно есть, и поговорить не с кем.
Так полгода и ходила. Картошку ела, чай пила. Рассказывала, что сама из Белоруссии, мать умерла, отец женился, вот и решила Леночка на Дальний Восток поехать, очень ее морская нечисть интересовала.
Смех мне ее нравился: висит колокольчик, молчит, а тронешь, так он не сразу, чуть позже — дзинь-дзинь-нь, ха-ха!
Смеется тоненько, но звонко. Слушаешь, сам засмеешься и не остановишься.
Затарахтела машина во дворе. И на балкон выходить не надо, лень, и так знаю — привезли к себе свое сокровище, выпросили у Маруси на ночь. Весь вечер теперь за стенкой тихо будет, только ближе к ночи, когда Антошку станут спать укладывать, Леночка запоет по-белорусски. В голосе Леночки колокольчики, но уже другие. И радуется, и жалуется, и тоскует.
Я потому пиво и пью, иначе бы не выдержал по выходным колыбельную эту слушать.
Надо ж было нам соседями стать. Все моя отзывчивость. Как-то Володя привел Марусю на прием, она тогда подростком была, и пожаловался, что ищет квартиру побольше, хочет переехать из малогабаритки. Я и вспомнил, что мой сосед свою квартиру собирается обменять на меньшую…
Тогда-то я и увидел Леночку спустя столько лет — Марусю ко мне на прием всегда Володя водил.
Посмотрела на меня Леночка, заморгала. Куда денешься — теперь соседи, как когда-то в общежитии.
В декабре первого моего года на Камчатке землетрясение случилось. Сильное. Мы с Леночкой чай пили. Все из общаги как рванули на улицу! Здание зашатало. Леночка вскочила… и не смогла идти, меня за руку схватила. Я ее к себе прижал. И не отпускал бы вовсе.
Надо было мне не спешить, к себе потихоньку приучать. Но я уставал тогда безбожно, и настроение у меня дерганое было: когда в медицинском учился, такие планы были, а теперь живу в общаге, работаю на двух ставках… Вот и сорвался однажды — накричал на Леночку из-за ерунды какой-то. И чем больше она молчала, тем больше злился и кричал. Схватил ее за плечи и давай трясти, как еще всю душу не вытряс. Бывает у меня такое: кричу, кричу, аж в глазах темно становится… Потом проходит.
Ушла она к своим девчонкам-маляршам. Я подумал — ничего, никуда не денется, придет на картошку с луком. Но она на глаза мне больше не попадалась. Откуда мне знать было, что беременна, что ребенка рожать собралась?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу