Иван Борисов - Неразумные головы Змея Горыныча [Авторский сборник]

Она опустилась на траву у калитки. Как хорошо было все эти годы слышать её скрип. Она закрыла лицо руками.

— Я больше не буду просить у тебя рисунки… Я не хочу, чтобы ты больше рисовал меня, — шептала она. — Только не уходи за красками…

Юноша наклонился, коснулся губами её волос…

— Я должен найти их!

И решительным шагом отправился в путь. Он даже не оглянулся, чтобы не остаться.

За летом наступала осень. Ей на смену шла зима. Потом приходила весна. Затем опять наступало лето. Год шёл за годом.

Девочка давно выросла. Преобразилась в красивую девушку с золотыми локонами и глубокими серыми глазами. А ожиданию, казалось, не будет конца.

Она каждый день, утром и вечером, выходила на окраину городка, стояла перед одиноким домиком у калитки. Но открыть её и войти во двор не решалась. Она знала, что чуда не произойдет. Её друг не выйдет, он где-то далеко, ищет какие-то краски, а зачем они ему нужны?

Она стала замкнутой, неразговорчивой. Улыбка редко озаряла её лицо.

Мать девушки видела её страдания. И ей надоело терпеть. Как-то вечером она села напротив дочери и сказала:

— Ты сама извелась и меня извела. Сколько можно ждать. Посмотри, сколько вокруг парней. Почему у тебя свет клином сошёлся именно на нём. Где он странствует? Что ищет? Да он тебя, наверное, давным-давно позабыл. А ты, бедняжка, маешься.

Дочь сердито посмотрела на мать:

— Может быть, и много. Но мне никто не нужен. И я не маюсь. И он помнит меня. Я это чувствую. Он тоже страдает, как и я.

Вскоре мать снова заговорила на эту же тему:

— Я видела сегодня сон. Как твой дружочек сидит на склоне холма и рисует. А кого, ты думаешь, рисует? Какую-то девушку с чёрными волосами и чёрными глазами.

Дочь ничего не ответила. Только румянец покрыл её щеки. Она встала из-за стола и выбежала за дверь.

Много раз мать пыталась посеять у дочери сомнения в верности её друга. Но девушка не поддерживала разговора, а просто выходила во двор.

Тогда старуха решила действовать иным методом. Она встретила подружек своей дочки и попросила их помочь, а за помощь пообещала отблагодарить подарками.

Подружки оказались легкомысленными и согласились. Они, смеясь, обсуждали, что за подарки им подарят за услугу. Не теряя времени даром, они приступили к исполнению плана. Шумной гурьбой ворвались они в дом девушки.

— Что-то, краса ты наша, давно мы не виделись, — загалдели они. — Так можно забыть, как ты выглядишь. Скорее одевайся, пойдём с нами на площадь. Сегодня приехал цирк. И у нас есть лишний билетик.

Девушка не хотела идти. Но подружки не отставали, и пришлось согласиться.

На городской площади уже высился пёстрый шатер. Гремела музыка. Маленькие клоуны в остроконечных, со звёздами, колпаках бегали вокруг шатра, весело смеялись, громко зазывали зрителей.

Когда представление началось, девушка вдруг увидела на стуле около себя парня. Он хлопал в ладоши, выкрикивал «-Браво! Бис!» и время от времени старался нечаянно коснуться её локотка. Девушка отстранялась, а когда ей надоело молчаливое приставание, она попросила подружку, сидящую рядом, поменяться местами. Парень не придал этому никакого значения. Он только ухмыльнулся в усы.

А вскоре она увидела его у своего дома. Он постоял около её калитки, посмотрел на окна и ушёл, обронив на ходу:

— Я ещё приду. И не один раз.

Девушке было неприятно видеть это самоуверенное и самодовольное лицо. Она спросила у матери:

— Это твоя затея с этим?..

— Да что, ты, родная, какая затея? Я его первый раз вижу… А он мне понравился.

Лицо девушки стало белым как полотно. Губы похолодели. И по спине пробежал холодок.

Сон матери, который она рассказала дочери, чтобы посеять в ней сомнения, оказался злой выдумкой.

А тем временем молодой художник настойчиво искал краски. Он переходил из одного селения в другое, из одного леса в другой. Его брезентовая сумка медленно пополнялась порошками, добытыми из коры деревьев, цветов, трав и их корней. Ему не хватало только натурального жёлтого цвета. И он подумал, что может найти его в пустыне.

Действительно, когда перед его глазами открылось знойное песчаное безбрежье, он поразился изобилию горячего жёлтого цвета. Этим цветом он напишет в будущем портрете её волосы.

Художник сел на барханы. Достал кисти, развернул бумагу. Он приготовился писать. Он впервые стал писать после долгих странствий и потому писал вдохновенно, жадно. Краски, опережая одна другую, торопились лечь на чистый лист.