— Да плюнь ты на неё. Разве мало лошадок вокруг. Найдёшь другую, какие твои годы.
А я уже был в зрелом возрасте. И это была моя первая глубокая любовь. Хозяин заботливо обработал рану. Но с той поры я стал неузнаваемым.
Мне ничего не хотелось делать. Телега, в которую меня впрягали, казалась противной, хуже бича. Дорога от фермы до конторы и магазина тянулась бесконечно. Солнце жарило немилосердно. Мухи и слепни кусали невыносимо.
Я думал только о белой лошадке. Но подойти к ней не хотел из гордости. Она несколько раз при встрече косила на меня глазом, но я высоко поднимал голову и без слов проходил мимо.
Наконец терпению моему пришёл конец. И я перестал слушаться хозяина. Вообще. Всю неделю меня не впрягали в телегу.
А тут вмешалось второе обстоятельство. Политикой и экономикой я не интересовался, хотя стоило бы. Но что-то случилось на нашей птицеферме. Стало мало кормов. Куры перестали нести яйца. Людям не платили зарплату.
Странные слова «кризис» и «капитализм» витали вокруг. А вскоре птицеферму и совсем закрыли. Уцелевших кур распродали. Продали кому-то и меня. О судьбе белогривой лошадки я ничего не знал. Но я помнил её и думал о ней. Безответная любовь, неопределённость, страх перед завтрашним днём и, главное, разлука терзали меня ежеминутно. Что с ней, где она, увижу ли снова?
Новый хозяин оказался посредником. Он купил меня не насовсем и не для себя. А перепродал ещё кому-то. Тот тоже перепродал. Меня возили из деревень в города и обратно, пока я не оказался в Москве.
Поселили меня в однокомнатной квартире на первом этаже. Поначалу я боялся спускаться вниз по ступенькам. Казалось, вот-вот споткнусь и сломаю копыта. Со временем свыкся с городской жизнью. Лошади, как и люди, ко всему привыкают, даже к кризисам.
Хозяйка — развесёлая женщина, наверное, когда-то работала массовиком-затейником в доме культуры — относилась ко мне ласково. Привозила корм с птичьего рынка в толстых пластиковых мешках. По вечерам давала свежую траву, хотя и с автомобильными запахами. Словом, не голодал. Но и работать приходилось с утра до вечера.
Каждый день верхом на мне она приезжала к станции метро «Краснопресненская». И желающие детишки могли за плату покататься на мне по кругу. Одни смело садились в седло, обхватив своими слабыми ножками мои бока. Другие трусили, плакали и не хотели ехать. Родители забирали обратно свои деньги, а хозяйка оставалась недовольной.
Я был первым конём около станции метро. И около меня каждый день выстраивались очереди. Желающих покататься на лошади в самом центре Москвы было хоть отбавляй.
Потом сюда на работу стали приводить двух пони. Я всю жизнь прожил в деревне и ни разу не видел таких миниатюрных лошадок. Я очень сильно удивился. Но пони оказались во всём похожими на нас, больших лошадей. Они тоже добросовестно катали детишек. Тоже зарабатывали на жизнь себе и своей хозяйке.
Я уже хотел было познакомиться с мохноногой тёмно-коричневой пони, как вдруг…
Как вдруг на следующее утро я не поверил своим глазам. У метро стояла моя долгожданная белогривая лошадка. Она тоже во все глаза смотрела на меня, ничего не понимая.
— Вот где нам с тобой пришлось встретиться, — сказал я первым и опустил голову. Грива скользнула на глаза, и я почувствовал, как из них выкатились две крупные капли слёз. Я долго не поднимал голову, стараясь не выдать своих чувств. Она тоже молчала, и я ощущал её, всё ещё ничего не понимающий, взгляд.
Наконец мои слёзы высохли. И тут выстроилась очередь желающих кататься. Наши хозяйки деловито водрузили по одному малышу на наши спины, и мы пошли друг за другом вокруг метро. Она впереди, я за ней. Так мы и ходили, не сказав друг другу за весь день ни слова. Только изредка перекидывались печальными взглядами.
Прошло несколько дней. И однажды утром она грустно прошептала:
— Ты помнишь?
— Я всё помню, — ответил я тоже шёпотом и тоже с грустью.
— Прости меня, — произнесла она тихо и опустила голову.
— Я не злюсь на тебя. И никогда не злился. Мне так тебя не хватало…
— И мне тебя не хватало.
— Но теперь мы с тобой рядом, что же ещё надо?
— Да, мы рядом, но только днём. Ведь мы живём в разных местах. И мы никогда не будем вместе, как прежде.
И снова мы замолчали. И молчали до конца рабочего дня. А на другой день белогривую лошадку хозяйка не привела к метро. Не привела и на следующий. Её не было целый месяц. Тоска захлестнула меня с ног до головы. Меня раздражал нескончаемый гул машин, крики людей, даже детский смех стал невыносимым.
Читать дальше