Поль-Лу Сулитцер - Деньги

— В настоящее время, — говорит Ксименез, — мы сознательно оставили их в покое. Чтобы не вспугнуть. Удар будет внезапным, мы готовим забастовку, которая полностью парализует ваших друзей, и эта забастовка продлится очень долго…

Ховиус пошел на риск и каким-то удивительным образом втянул в рискованное дело Дональдсона. Приход к власти Сальвадора Альенде стал символом новой эры, сигналом о приливе, с помощью которого судно может войти в порт. Судя по информации, которую мы с Марком смогли собрать, Ховиус и Дональдсон вложили в эту истерзанную страну более тридцати миллионов долларов. Хотя Марк Лаватер и не возражал против моего обращения за помощью к мафии — генеральному подрядчику в паре с ЦРУ чилийских забастовок, — он не во всем соглашался со мной относительно анализа ситуации: «Ховиус и Дональдсон пустили здесь глубокие корни. Они все еще могут уйти, потерять много денег, но выйти из боя без дополнительных потерь. Игра состоит в том, чтобы удержать их какое-то время в Чили, соблазнив возможностью остаться там навсегда, независимо от того, что произойдет. Затем наступит время, когда они будут слишком повязаны, чтобы выйти из игры. Тогда им останется либо победить, либо умереть, они будут на крючке и станут вкладывать все больше и больше средств, и у них не будет выбора. Но их средства не безграничны. Быть может, Ховиус сумеет найти помощь у Яла, но я в это не верю. Как только ситуация начнет уходить из-под контроля, Ял первым узнает об этом. И он без малейшего колебания откажется от бывших партнеров. Это человек без зазрения совести. Франц, твое вмешательство в это дело может оказаться чисто символическим. Но кто знает? Это может быть и удар ослиного копыта, и капля, переполнившая чашу».

Ксименез смотрит на меня, и я понимаю, что он уже несколько секунд как молчит.

— Я прошу вас об одном, — говорю я, — сделайте так, чтобы эти двое оказались связанными по рукам и ногам и у них был отрезан путь к отступлению. Именно так вы должны устроить им ловушку.

Его круглые черные глаза с неподвижным тревожным взглядом смотрят на меня с холодным удивлением.

— Как я вам только что сказал, это то, что мы и собираемся делать, господин, — отвечает он.

За несколько дней до Рождества мысль остаться одному в Калифорнии, где нет ни Ли, ни Лю, внезапно показалась мне невыносимой. Дело Ламма близится к концу, все идет, как планировалось, ловушка установлена и скоро должна сработать, поэтому я вполне могу отлучиться. И потом, я все еще нахожусь под впечатлением от встречи в Caesars Palace в Лас-Вегасе; чувство беспокойства, которое она во мне вызвала, не проходит, и мне и впрямь нездоровится.

Двадцатого декабря я возвращаюсь в Париж, и мой первый визит — в квартиру на проспекте де Сегюр. Нахожу там одного Будущего Тестя. Он говорит, что Катрин с матерью уехали. Куда? Он долго колеблется, прежде чем ответить, видимо, онемевший от восхищения и любви ко мне.

«Катрин исполнилось восемнадцать лет. Оставьте ее в покое». Где она? Стараюсь убедить его, привожу доводы, и мы почти заключаем мир. Он сдается и сообщает, что они в Марокко, в Марракеше, где проведут отпуск, и он сам через два-три дня присоединится к ним. Вылетаю туда первым рейсом, и вот серым холодным декабрьским днем, который никак не помогает мне избавиться от тяжести в груди, я стою перед Катрин и ее матерью. Обе в купальниках и почти одинаково красивые в изысканном окружении La Mamounia.

— Твой отчим и ваш дорогой муж, мадам, очень настаивал на том, чтобы я провел с вами рождественский ужин. Ну, почти, он скорее предпочел бы, чтобы я не приезжал сюда. Он стоял грудью на моем пути, но я преодолел препятствие. Расскажу вам по секрету: я счастлив, ну очень счастлив вновь видеть вас, и мне действительно повезло, что сегодня я проезжал через Марракеш на пути между Бурк-ан-Бресом и Су-Фолсом.

Я привез им подарки. Для Тещи — фарфоровую штуковину, расписанную в предместье Амстердама в 1771 году, и восторженная Теща, которая коллекционирует такие вещицы, признает в ней работу мастеров Ауд-Лосдрехта или что-то в этом роде. Она говорит, что я сумасшедший и что это действительно замечательный подарок. Она меня целует, как целовала мама, что приводит меня в некоторое смущение.

Поскольку на календаре еще двадцать первое декабря, а Будущего Тестя еще не видно, разве что он замаскировался под погонщика верблюдов, чтобы шпионить за мной, мы решили отправиться в путешествие по другую сторону Атласских гор, прямо на юг пустыни, и посетить такие места, как Варзазат и Тингир. С большой террасы отеля в Тингире открывается восхитительный вид на оазис и закаты. В вечер нашего приезда мать Катрин устроила так, чтобы мы с ней на несколько минут остались вдвоем.