Антон Дончев - Странный рыцарь Священной книги

Доминиканец увидел в моих глазах смятение, но приписал его обилию в келье свечей. И произнес еще глухим, но уже набирающим силу голосом:

— Свечи горят оттого, что князь тьмы подстерегает в ночи нас, врагов своих.

Я сказал на это:

— Избавь меня от псов, коих ты пустил за мной по пятам.

Он сказал:

— Они приставлены охранять тебя.

Я только пожал плечами. Когда он, обойдя меня, закрывал дверь, я заметил пятна крови, окрасившие на спине его власяницу. А затем в меня впились его налитые кровью глаза, и он произнес:

— Я не верю тебе.

Непросто было мне совладать с собой. Я не знал, как следует держаться, когда монах бросает тебе в лицо оскорбление. А он продолжал:

— Святой отец доверил тебе одну из тайн Божьей церкви.

Я молчал. Он говорил:

— Я знаю, что, будь я, как ты, рыцарем, ты убил бы меня. Но повторяю: я не верю тебе. Ты способен отправиться к альбигойцам и продать им эту тайну.

Я был озадачен и сумел произнести лишь:

— Я рыцарь.

Он положил руки мне на плечи. Я вздрогнул, но не отпрянул. И он заговорил уже иным голосом — задушевным, но полным какой-то горестной страсти:

— Да, Анри, ты рыцарь. Оттого я и не верю тебе. Тот же Прованс, что породил альбигойцев, породил и вас, рыцарей, с вашей куртуазностью, вашими трубадурами и легендами. Ты рыцарь. Первая ваша заповедь — служить Христу и церкви Божьей. А вы заменили Богоматерь своей Дамой сердца и вместо псалмов поете баллады. Ваши замки стали притонами бесчестья и разврата, вы избиваете жен и дочерей своих. Вторая ваша заповедь — одним острием меча коли сарацинов, другим — сильного, угнетающего слабого. Папа послал вас ко Гробу Господню, а вы разграбили Константинополь. Есть ли головорезы страшней, чем твои рыцари? Третья ваша заповедь — хранить верность своему сюзерену, если не восстает тот против церкви. Ты же клонишься в сторону, как лук в нетвердой руке, сегодня служишь одному господину, завтра другому… кто больше заплатит.

Что мог я сказать ему? Начать оправдываться? Одно дело — рыцарство, другое — рыцарь. Так же и с церковью: разве Христос и христиане имеют что-либо общее с папой и епископами?

Я безмолвствовал. А он продолжал:

— Анри, десять раз приходили к тебе братья из наших орденов. Пришли Иоанниты и сказали: «Надень черный плащ с белым крестом и стань одним из нас». Ты ответил: «Не желаю». Пришли Храмовники и сказали тебе: «Надень белый плащ с красным крестом и отправимся защищать Гроб Господень». Ты ответил: «Нет». Пришли братья из Тевтонского ордена и сказали: «Надень белый плащ с черным крестом и отправимся сражаться с варварами — ливонцами, московитами и другими неверными». Ты ответил: «Это далеко». Зачем встал ты как рыцарь-монах под знамя Христово? Затем, чтобы продать свой меч тому, кто дороже заплатит. Скажи тебе Святой отец: «Иди, Анри, за богомерзкой Книгой богомилов, вот тебе мое благословение», ты рассмеялся бы. Но он сказал: «Вот тебе пять тысяч золотом». И ты согласился.

Он задыхался от волнения, тогда как я становился все спокойнее. И сказал ему:

— Не при тебе ли сказал я Роберу де Ронсуа: «До битвы подобные слова — пустая трата времени». Убери тех псов, что хватают меня за пятки, не то я сам уберу их.

Он усмехнулся все еще как-то по-старушечьи, что вызывало во мне гадливость. И спросил:

— Убьешь их? Или меня?

Я стряхнул его руки со своих плеч и сказал:

— Зачем тогда вы призвали нас, рыцарей, чтобы сокрушить альбигойцев? Зачем не победили их вы сами вашими проповедями и вашей правдой? Не могли обойтись без наших мечей?

Он ответил на это:

— Да, вы убиваете их, но для того, чтобы завладеть землями своих жертв. Ты — рыцарь — заживо сжигаешь иудея, дабы заполучить его золото, я — монах — забираюсь в подземелья, жгу огнем и рву клещами, дабы вырвать ересь из сердец заблудших и спасти бессмертные души их.

Я молча повернулся, чтобы уйти. Вдруг он стал как-то странно задыхаться, голос его захрипел. Он сказал:

— Подожди. Я открою тебе одну тайну. Святой отец Доминик увидел во сне Сына Божьего, воссиявшего на высоком троне, одесную Бога-отца. С гневом и печалью взирал он на толпу грешников, преклонивших перед ним колена. В руках его было три копья — одно для гордых, второе для алчных, третье — для прелюбодеев. Богоматерь обнимала его колена и молила о милосердии. Анри, она молила о милости к вам, рыцарям. В чью грудь могут вонзиться все три копья? В твою!

Этот человек ненавидел меня. Он искал причину своей ненависти в том, что я рыцарь, что я горд и жесток. Но для ненависти, как и для любви, нет причин и нет объяснений. Он ненавидел меня за то, что я — это я.