Мурадис Салимханов - Первый снег

Когда страсти немного улеглись, ее приданое в виде двух шкафов и двуспальной кровати вновь перекочевало к ним во двор, кто-то из родни посоветовал освидетельствовать ее у медика и на следующий день уже в городе, осмотревший ее врач-судебный эксперт установил, что она по-прежнему девственница и выдал ее матери документ об этом, а на прощание заявил, что это не редкий случай, мол, бывает, и высказал предположение о том, что видимо у жениха короткий член, и он не повредил плеву.

Следующие два месяца ее обозленные родители пытались через суд взыскать компенсацию за позор и моральный ущерб, причинённый им и их дочери, и судья действительно удовлетворил иск, взыскав, правда, не то, что они просили, а что-то около полутора тысяч рублей, пояснив при этом, что в новой демократической России – недавно принятый гражданский кодекс и нет судебной практики по такого рода делам. На оглашении решения суда неожиданно приключилась драка, сторона жениха никак не желала признавать свою неправоту, и вскоре кабинет судьи напоминал поле битвы с поломанной мебелью, плевками на стенах, вырванными из дел листами, клочьями выдранных волос, порванными платками и разъяренными судебными приставами, пытавшимися разнять дерущихся женщин. Вечером того же дня они приехали в соседнее село, где жили их родственники, и Айшу оставили у них на некоторое время погостить, и чтобы она пришла в себя на новом месте и несколько отвлеклась от стремительно происшедших событий. Она и сама была рада этому, так как возвращаться в родное село, где уличная детвора преследовала ее насмешками, ей вовсе не хотелось.

Пусть мама с папой сами решат, думала она. Освоившись у родственников, она заметила, что, хотя расстояние между их сёлами не очень большое, по образу жизни несколько отличаются от того, к чему она привыкла. Ей сразу объяснили, что в прежние коммунистические времена религию притесняли и теперь, когда все запреты сняты, все село решило жить по-новому. В первую очередь был разгромлен винный магазин, а его владелец изгнан из села. На металлических щитах вдоль дорог, ранее прославлявших КПСС и Ленина, были нанесены уже надписи, прославлявшие величие Аллаха, либо вообще на арабском языке. Она вспомнила, что, когда еще они въезжали в село, она заметила щит с надписью «Добро Пожаловать» и «Здесь действуют шариатские законы!» Для Айши не было чем-то необычным ходить в платке и в длинном платье, так как сельская мода, не отличавшаяся особыми изысками, и так не предоставляла особенного выбора женщинам, за исключением, правда, того, что не несла никакой идеологической подоплеки и была вызвана практической необходимостью. Родственник её отца и его супруга, знавшие о её беде, приняли Айшу как родную и даже начали подыскивать ей подходящую партию в селе, считая, что женщину нельзя оставлять без замужества, кроме тех случаев, которые описаны шариатом, и вскоре дядя Гусейн сообщил ей, что решил выдать ее замуж за весьма достойного человека. Её возражения о родителях, их согласии Гусейн в расчет не принял, заявив, что её надо выдать замуж, а её отец предоставил ему полномочия, позволяющие дать согласие, и вечером следующего дня Айша уже была замужем за Амиром – арабом, воевавшим за свободную Ичкерию по зову сердца и поправлявшим свое здоровье в этом селе после ранения.

После произнесения обряда, она переехала к своему новому мужу, проживавшему далее, в трех домах от дома дяди Гусейна, а еще через неделю оказалась вместе с ним в Ичкерии. От Амира она узнала, что у него уже есть жена и двое детей в Иордании, и что он взял ее как вторую жену, так как это дозволено законом. Впрочем, человек он был не плохой и даже подарил ей перстень, но вскоре был убит в бою, и Айша оказалась в «Доме вдов» где-то под Ведено, где были под одной крышей собраны такие же, как она, вдовы. Кто-то был с детьми, кто без них, но подолгу в этом «Доме вдов» никто не задерживался, их либо забирали родственники, либо вновь выдавали замуж. Так Айша вскоре еще раз вышла замуж.

Мужа нового она видела всего два раза: в день свадьбы и когда его принесли мертвым, после этого Айша поневоле еще три раза была замужем и, когда отряд, в котором воевал её последний супруг, выдавили с равнины в горы, она снова попала в группу женщин-вдов. Попытка бежать была у нее всего однажды, но она не принесла успеха, ее поймали через несколько часов, и после побоев один из боевиков предложил пустить ее по кругу, но за нее заступился земляк из Дагестана, случайно оказавшийся в этом селе и которого она запомнила навсегда. Возражать ему никто не осмелился и вскоре она с отступавшими боевиками попала в какой-то хутор, где её и бросили. Дорога домой заняла добрых три месяца, ее несколько раз задерживали для проверки документов, иногда патруль просто несколько дней насиловал её, передавал следующему и, когда среди милиционеров или военных оказывались сердобольные люди, её попросту отпускали восвояси, посчитав, что она достаточно отработала своим телом, чтобы ее отпустить. Но чем ближе она оказывалась к своему району, тем строже были проверки, и в последний раз ей пришлось две недели ждать, обслуживая личный состав небольшого блокпоста, пока подтвердят ее личность. Уже по дороге домой ей исполнилось девятнадцать лет и так получилось, что именно в свой день рождения она добралась до родительского дома, где, как оказалось, её никто не ждал. Родня была уверена, что она погибла и, со слов дяди Гусейна, выдавшего её замуж, ее родители думали, что она также сгинула в чеченских лесах, как и её первый муж. Первые дни её никто не беспокоил, однако вскоре по селу поползли слухи, что она боевичка, воевала в Чечне и больше всего в этом усердствовали родители её несостоявшегося мужа, которые никак не могли простить поражения в суде и выплату полуторы тысячи рублей.