Татьяна Беспалова - Похищение Европы

— Папа!!! Папа!!! — кричала дочь и голосок её всё время удалялся.

— Делай же что-нибудь, Спас! — выл Лазарь где-то совсем неподалёку. — Это же твоя дочь!

Спас теперь твёрдо стоял на ногах. Из такого положения он мог видеть, как чужак волочит за косу упирающуюся Софию, как отбрасывает в сторону ненужную винтовку, как выскакивает за калитку. Но что же можно поделать, если болят рёбра и ты совсем безоружен?

Чужак остановился на дороге. Спас видел, как София сунула ладонь ему под одежду, как блеснуло узкое лезвие.

— Олухи! Мы даже не смогли толком его разоружить, — стонал Спас. — Это он ещё смилостивился над нами!

— Она его сейчас зарежет, Спас! — стенал Лазарь.

Преодолевая боль, Спас побежал, а София, чиркнув лезвием по своей косе, укатилась в темноту.

— Обалдеть! — блеял Лазарь. — Где же старый Чавдарь? Почему он не кусает бандита?

— София! Дочка! — хрипел Спас, ковыляя к калитке. — Лазарь! За мной, трус паршивый!

А чужак спокойно стоял на дороге, словно раздумывая о чём-то. Но вот справа и издали в него ударил сноп света. По шоссе к дому Чавдаровых приближалась какая-то машина. Заметив её, парень стремительно сиганул в темноту.

Спас уже подхватил брошенное ружье. Теперь осталось добежать до опушки леса, к автомобилю. Он уже выбрался за ограду, когда на опушке взревел мотор. Автомобиль выкатился задом на дорогу, едва не сбив его с ног. Резина визжала. Спас прицелился, щелкнул курком. Осечка! Конечно! Чужак расстрелял все патроны!

— Папа! Я здесь!

Это София вылезла на дорогу из колючих кустов на обочине.

— Всё. Машина ушла. Старая шкода. Говно. Но могла бы ещё побегать, — вздыхал Спас.

— Думаю, он бросит автомобиль на границе. Не покатится на нём по Турции, — София обняла его.

— Дьявол! Рёбра болят!

— Что станем делать с ребенком? Ты слышал, в доме плакал ребёнок?

Спас обернулся к Лазарю. Тот топтался возле калитки, ухмылялся, вздыхал, лаская в ладонях потерю Софии — длинную и толстую светлую косу.

— А тебе так даже лучше, Софи, — бормотал он. — Кажется, такая причёска называется каре.

Спас вошел в дом. Зажег свет на кухне и сразу увидел отца. Старый Иван сидел на скамье, в углу, поджав под себя босые ступни. Низ его штанов и рукава рубахи вымокли, на лбу блестела испарина. Рядом с ним на овчинной подстилке мирно спал белокурый мальчик. На его тонкой, в голубых прожилках шейке блестела цепь желтого металла. Наверное, на ней висела ладанка, которую мальчик сжимал в кулачке.

Ияри помнил, как его рвало. Чьи-то добрые руки подносили к его лицу чистый бумажный пакет, когда его тело сотрясали судороги. Он помнил грубый голос большого мужчины: тот давал указания светловолосой молодой женщине.

И добрые влажные руки прикасались к его щекам и лбу. Так продолжалось очень долго. Ияри терял сознание от отвратительно запаха бензина. Его трясло, подбрасывало, и если бы не мягкие объятия и влажные прикосновения, он наверное умер бы. Гудение мотора навязчиво лезло в уши, вызывая жуткую головную боль. Ияри стонал и плакал. Его утешали. Он плакал пуще прежнего и давился отвратительно кислым содержимым собственного желудка.

Он не помнил, как очутился в постели. Жестковатая ткань наволочки с простыней холодила кожу. Теперь его начал бить озноб. Но явилась большая собака и согрела его. Поначалу он побаивался пса. Тот был чрезвычайно велик, очень горяч и занял большую часть его постели. Ияри не хотелось ложиться на пол и он, преодолевая страх, жался к собаке. От пса пахло свежестью, совсем немного рыбой и чем-то ещё, неведомым, тёплым, домашним, какой-то незнакомой Ияри едой. Шерсть на боках пса была мягкой, глаза добрые, но с огоньком озорства, он шумно дышал и норовил положить тяжелую голову мальчику на грудь. Спать с тяжёлой собачьей головой на груди очень неудобно. Зато впервые после ухода из Алеппо Ияри не чувствовал себя одиноким. Ияри знал — пёс ни за что не покинет его, а если и уйдет ненадолго, то обязательно вернется и снова положит тяжелую голову ему на грудь, обнимет, согреет. Пёс был надёжен.

— Что ты намерен сделать с ребёнком? — спросила женщина.

— Не знаю. Но бросить его не могу, — ответил мужчина.

— Надя говорит, что он в целом здоров, только обезвожен. Он долго ел совсем неподходящую для него пищу. Но сейчас мама кормит его овсянкой по утрам. На обед мы варим для него мясо. Говядину. Завариваем травяной чай. Понос уже прекратился. Скоро он встанет на ноги. Мальчик очень добрый, но совсем не разговаривает.