Татьяна Беспалова - Похищение Европы

— Чистить конюшни. Полоть морковь. Меня ублажать. Другой работы нет. Ай-йа!

— Вы шутите?

— Ай-йа!

Дед топнул ногой и засмеялся. Стены дома дрогнули. С огромного крюка на пол с грохотом сорвался блестящий медный таз. Дед налил в стакан из бутылки и одним махом опорожнил его. Но глаза его сияли ярче хорошо начищенной меди.

— Насчёт моркови и лошадей — нет. А остального мне не надо.

Лена отвернулась к окнам, но ей и так не удалось скрыться от его прожигающего взгляда. Казалось, и чистенькие занавески, и её одежда, и каждая тряпица в этой стерильной кухне сейчас займется ярким огоньком. В простенке между окнами висело большое зеркало в богатой раме. Неуместный этот предмет интерьера отражал хозяина дома. Худой и костистый, он мало походил на своего широкоплечего сына. Его кучерявая, несколько поредевшая шевелюра, его пожелтелые от табака усы, его давно не стриженная борода и огромные, смуглые, в синих прожилках вен руки — всё дышало чудесной колдовской силой. Старик походил на ожившее изваяние языческого идола, гуляющее по какому-то неизвестному промышлению в чаще этого странного леса.

Чаща болгарского леса — ещё одна местная странность. Леса-то как такового вовсе и нету. На пологих холмах и в балках растет колючий кустарник да невысокие деревца. Настоящие деревья с толстыми стволами и раскидистыми кронами всегда стоят наособицу, разделенные широкими пустыми полянами. В таких местах и спрятаться-то толком негде. В жаркую погоду не найдёшь тени. Если только не перемещаться по балкам и оврагам. Если только не таиться в зарослях, как те люди… Лена решила быть честной.

— Мне страшно у вас. Я видела в лесу людей… — проговорила она.

— Турок? Под каждым кустом? Чалма-кинжал? — проговорил дед. — Морок! Мой Спас говорит, это генетическая память.

Лена оглянулась. Дед ли говорит с нею или кто-то другой? Да, он говорит. Усы шевелятся. Глаза блестят. Лена тряхнула головой.

— Кажется, я перегрелась. Тепловой удар, — тихо проговорила она. — Я ягоды в лесу искала и грибы.

— Какие же грибы теперь? Начало лета!

— Наверное, в таком-то лесу их и осенью их нет.

— Ты не думай плохо о наших лесах. До турецкой границы — тридцать километров. До Несебра — тридцать и тридцать и ещё немного. В обе стороны — лес. Дороги ай-яй! Прячься где хочешь. Внучка и её подружка — ездят быстро. Тррр! Мотоцикл! Опасно! Война лезет к нам через ров.

— Вы хорошо говорите по-русски.

— У меня была русская жена. У сына — русская жена. В нашем доме на болгарском не говорят. Я говорю хуже всех, — черные глаза дедка задорно сверкнули. — Ты понимаешь меня хорошо?

Лена кивнула.

— Русская-русская! — дед раздвинул усы улыбкой. — Но в лес больше не ходи. Нет тут земляники, а арабы есть. И ты, похоже, видела их. Не скажешь где? Э, дева! Да ты совсем плохая. Ай-яй! Иди к себе. Ложись.

— Но меня наняли на работу.

— Ложись!

Дед затолкал её в узкую каморку за кухней и захлопнул за спиной дверь. Едва ощутив под щекой прохладную ткань наволочки, Лена заснула.

В дверь постучали на рассвете, робко, тихо, странным прерывистым стуком. Три раза ударили — и всё. Она не слышала шагов хозяина. Не слышала грохота засовов и щелканья замков. Она окончательно проснулась, лишь увидев свет в щели под дверью — кто-то зажег на кухне свет. Голосу хозяина отвечал женский голос. Говорили на болгарском языке. Но на кухне был и кто-то третий. Это человек несколько раз прошел мимо двери в её комнату и она могла видеть быструю тень. Лена решила подняться и выйти к людям. Гостями оказались две молодые девушки — светловолосая и тёмненькая.

— А вот и наша танцовщица-медсестра! Оказывает мужикам посильную помощь. Ночует где придется, — светловолосая девушка смотрела на неё холодно, говорила жестко.

Почему-то Лену поразили именно её волосы. Странно! В Болгарии довольно много светловолосых женщин, вот и дочка её работодателя тоже светленькая, как тот цыганёнок в лесу.

— Они стоят за воротами, — проговорила темноволосая девушка. — Ждут подачек. Вы выйдете к ним, дядя Иван, или…

— Выйду, — ответил старик и решительно направился к двери, ведущей в сени.

— Что за манера являться ночью! — всплеснула руками темноволосая и, обернувшись к Лене, добавила:

— Вы — Елена. Я — Надя. Это — она указала на светловолосую свою подругу — внучка дяди Ивана — София.

— Мы знакомы, — проговорила из-за печи София. Она с грохотом шуровала в хранившемся за печью железном хламе. — Лена ночевала в нашем доме. Отец добрый. Тащит в дом всех, кого подберет на улице. Кормит, дает денег. Потом избавляйся от этого мусора!