Старик приподнял красивую руку и прикрыл ею щетину под подбородком.
— Это рука мадам Душаны. Она тебя душит, — тихо отозвался мальчик.
Старик печально улыбнулся и примял ладонью кудри у него на макушке. Рука его была так же тяжеловесна, как собачий бок, и так же тепла. От её прикосновения Ияри сделалось совсем хорошо.
— Мадам Душана, как ты её называешь, очень любит меня. Это такая любовь, понимаешь? — сказал старик и резко вскочил.
Эх, наверное, сейчас кровь прилила к его голове и он за биением собственного пульса совсем не слышит голоса прибоя. Жаль старика! От волнения на его загорелом лице проступили белые пятна. Люлек с сожалением посматривал на хозяина, вывесив меж желтоватых клыков розовую простыню языка. — Как ты сказал? Мне не послышалось?
— Мадам Душана тебя душит, — повторил мальчик и Люлек согласно закивал, словно подтверждая его слова. — Ты можешь говорить на нашем языке? А на болгарском? — Могу… — Почему же до этого молчал?
Старик сначала вскочил в волнении, а потом опустился перед ним на корточки. Теперь его загорелый, рассеченный глубокими, продольными складками лоб оказался прямо перед глазами Ияри. Внимательные серые, с темной каемкой глаза, уставились на мальчика. Ах, у Мамы точно такие глаза!
— Я слушал ваш язык. Я его узнал. Теперь могу говорить, — просто ответил мальчик.
— Тогда, может быть, скажешь, как тебя зовут.
— Ияри Зерабаббель.
— Как?
Старик снова вскочил и снова опустился на корточки. Его волнение, внезапное и сильное, передалось Люльку. Неугомонный пёс вообще любил волноваться, и психовал по любому поводу. При этом толстый хвост его, совершая хаотичные движения, наносил немалый ущерб близлежащим предметам. Вот и сейчас, вскочив на ноги, Люлек пребольно отхлестал плечи Ияри хвостом.
— Меня зовут Ияри Зерабаббель, — повторил мальчик. — И я не называю своё имя кому попало. Так научил меня Царь Царей. Но теперь, когда моя кровная родня мертва, ты, Сигизмунд, стал моим дедушкой и можешь знать моё родовое имя.
Старик потерял равновесие, стал заваливаться назад и со всего маху приземлился на пятую точку. Его ноги в силиконовых шлепанцах взметнулись высоко в воздух. Мальчик напрягся. При выходе из дома он видел, как старик сунул в задний карман бриджей мобильный телефон. На берегах этого сурового моря даже взрослые люди очень дорожат своими гаджетами. Пёс прыгал вокруг, вздымая лапами желтоватый песок. Время от времени он набрасывался на барахтающегося в песке старика, демонстрируя безусловное доминирование. И действительно, в том мире всё, что располагается ниже колен взрослого человека — псы, коты, колёса транспортных средств, кочки, мусор — играет первостепенную роль.
— Как, ты говоришь, тебя зовут? — повторил свой вопрос старик. По счастью, он снова обрел равновесие — физическое, не душевное — и теперь сидел на заду, скрестив ноги. При этом он так внимательно рассматривал мальчика, словно видел его впервые.
— Ияри Зерабаббель, — повторил Ияри. — Ияри — по-вашему свет. Зерабаббель — свет Вавилона. Вавилон …
— Погоди! — старик выставил перед собой ладонь в забавном оборонительном жесте. — Я привык к тому, что ты молчишь. И теперь… теперь…
Старик задохнулся, прижал ладонь к груди. Что с ним? Жалко, если заболеет. Ияри вскочил, погладил старика по лысеющей голове. Как приятно! Его белые волосы оказались так же мягки, как кудри самого Ияри. Совсем не то, что жесткая шкура Пса, которую мальчик привык уже гладить.
— … теперь мне так странно, как если бы заговорил, положим, Люлёк.
Ияри вытащил из-за пазухи амулет — угловатую фигурку человека с огромным котом на коленях.
— Это — Зерабаббель — Царь Царей! — Ияри держал фигурку перед глазами старика.
Когда имеешь дело с пожилым человеком, не надо подносить демонстрируемый предмет слишком близко к его глазам. Старики дальнозорки, им проще рассматривать удаленные предметы.
— Что? А? — в смятении переспросил старик. — Как, ты говоришь, тебя зовут?
— Ияри Зерабаббель, — в третий раз повторил мальчик. — Ияри — это свет. Зерабаббель — семя Вавилона. Это, — он ещё раз указал пальцем с обгрызенным ногтем на фигурку — Зерабаббель — семя Вавилона. Этому, — снова жест в сторону фигурки, чтобы старик уж как следует понял, — нет цены, а мне, — мальчик провел ладонью по собственной груди — цена не высока. Я — сирота. Понимаешь?
— Но почему же ты до этого молчал? — не унимался старик. Он никак не мог уловить главное и даже жалобному тявку Пса не удавалось вразумить его.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу