Петр Шабах - Вода с сиропом

хотя она была в том возрасте, когда ребенку уже пора что-то рассказать. И дома ее для начала информировали об опасностях, которые приготовила ей жизнь вместе с армией всевозможных извращенцев. Мама попробовала ей рассказать об этом как можно более тактично, чтобы не перепугать Андулку, но тут вступил немногословный отец: «Если что — со всей силы бей между ног! Нечего жалеть этих выродков!»

В конце концов, это правильно, кроме одной детали — Андулке еще добавили: «Если к тебе кто-нибудь будет приставать».

Пенсионер Барта был последним из последних, кто хотел бы к кому-нибудь пристать. Этот человек был некогда весьма уважаемой фигурой в научных кругах, потом его безвинно осудили за подготовку покушения на Клемента Готвальда, а еще позже реабилитировали. Так что ему оставили мизерную пенсию и полуподвальную берлогу. Свое существование он поддерживал сбором чего попало.

Еще одна закавыка заключалась в том, что родители сказали Андулке буквально так: «Когда к тебе будет приставать какой-нибудь тип…» Как могла Андулка знать, что за этими грязными тряпками скрывается необычайно чувствительный и интеллигентный человек.

Когда как-то вечером около мусорных баков перед подъездом к ней протянулась грязная рука и раскрылся беззубый рот, Андулка вспомнила предупреждения родителей и в одну секунду точным ударом врезала Барте лакированной туфлей прямо между ног. Почитатель Фомы Аквинского, в чьей памяти воскресли допросы, тут же упал на землю и, свернувшись калачиком, остался лежать.

Андулка, задыхаясь, взлетела по лестнице и закрылась на два оборота. Потом залезла под одеяло и накрылась подушкой. Сердце ее бешено стучало. Однако любопытство пересилило, поэтому вскоре она осторожно выглянула в окно.

Старик лежал не двигаясь, в той же позе.

Андулка опешила. «Неужели я убила его?» — пронеслось у нее в голове. Через полчаса она решилась: потихоньку сползла по ступенькам и неслышно открыла дверь подъезда. Старик не шевелился и выглядел спящим. Или уже мертвым. Андулка пересилила страх и подошла поближе.

— Дедушка! Что с вами? — Она попробовала посадить Барту на землю. Старик, бормоча что-то, с трудом поднялся на трясущиеся ноги. В себя он еще не пришел и ничего вокруг не понимал.

«Что здесь делает эта милая девочка?» — подумал он.

— Все в порядке, — сказал он вслух и слабо улыбнулся. — Теперь уже все в порядке…

— Чем я могу вам помочь? — спросила Андулка.

— Где это я? — не понимал Барта. Андулка попыталась ему объяснить. — Ага, — промолвил дед с благодарностью, — к счастью, мой дом совсем близко, — и на негнущихся ногах, как на маленьких ходулях, направился в сторону перекрестка.

— Подождите, дедушка, — поддержала его Андулка, — я вас провожу.

Так они и пошли по тускло освещенной улице.

— Ты очень добрая девочка, — сказал Барта.

Андулка не нашла что ответить. Не могла же она просто сказать: «Это я, я вас чуть не убила», поэтому сказала то, чему ее годами учили в школе:

— Я — пионерка!

Старика передернуло от отвращения. Однако человек он был образованный и умный, поэтому просто погладил Андулку грязной, но изящной рукой по голове и прошептал:

— Это ничего. Это очень хорошо…

У дома, где он жил в полуподвальной квартире, они тихо и быстро распрощались.

Андулка радостно поскакала домой, напевая:

Она была рада, что дед жив.

Я влюбился. Я горел, как в аду. Я думал о ней каждый день. Ни есть, ни спать я не мог. Где бы она ни появлялась, позади всегда была моя тень. Полубезумный от любви, на грани сумасшествия, с губами, распухшими от поцелуев с подушкой, которой я две недели шептал сладкие глупости, я остановил ее и спросил:

— Ты хочешь со мной встречаться?

— Не-а, — ответила она.

Однажды мой отец вернулся домой с таинственным видом. Брата он одарил торжествующей улыбкой, и стало ясно, что он хочет окончательно повернуть в свою пользу их давний идеологический спор.

— Шутки в сторону, парни! — он продемонстрировал загадочный пакет, который держал в правой руке. Мы стояли в прихожей. Мама, брат и я. — Ну-ка, посмотри, насмешник, — он пальцем ткнул брата в грудь, — надеюсь, теперь-то ты признаешь мою правоту.

Брат молча смотрел на отца уничижающим взглядом.

— Я — стирать, — исчезла мать.

Отец повернулся ко мне:

— Пионер, что будет со стаканом, если его бросить на пол?

— Ну, не знаю, — ответил я, — наверное, разобьется.