Йото Крыстев - Зерна гранита

Ведь он ради таких людей не только себя, но всю семью свою подвергал опасности. И если бы завтра загорелся этот дом, он не стал бы жалеть. Лишь бы корни были живы!

Чувствительным человеком был бай Кынчо, а тут не выдержал. Встал, подошел, наклонился и в шутку потрепал Ивана за ухо. Потом направился к стоявшему в углу комнаты мешку, взял пригоршню грецких орехов, положил на пол у маленького трехногого стульчика и начал колоть. С этого и начался разговор.

Говорили они долго, о многом, а гость все посматривал да посматривал на окно. Они оба нетерпеливо ждали, когда придет тот, кто был так нужен им сейчас. Однако никто не появлялся, никто не стучал в окно. Лишь треск сухих поленьев в печке заставлял их время от времени поднимать голову.

— Может быть, и не придут, — с сожалением промолвил Иван. — А мне до рассвета надо вернуться домой.

Хозяева встрепенулись, встревоженные.

— Никакого «домой»! Здесь останешься! — решительно сказал бай Кынчо, готовый стать в дверном проеме, лишь бы не выпустить Ивана на улицу.

— Нужно! — отрезал Иван и так посмотрел на него, что тому сразу стало ясно то, чего парень не сказал ему словами.

Жена бай Кынчо кинулась что-то искать и, не найдя, сняла толстый шерстяной платок со своих плеч, настигла Ивана на пороге, протянула к нему руки и, как мать свое дитя, укутала ему голову, открыла дверь…

Спустя несколько минут после того, как бай Кынчо проводил гостя, в окно постучали. Это был Владо. Он вошел, а вместе с ним в комнату ворвался снежный вихрь. Кынчо поворошил угли в очаге, сердито сказал что-то тихо, словно для себя. Повернулся к Владо и проговорил:

— Только что ушел Иван Туйков. — И подробно рассказал, зачем приходил юноша.

Нахмурив брови, Владо молча поднялся, подошел к окну. Долго и напряженно прислушивался к вою ветра. Ему было и тревожно за Ивана, ушедшего в такую опасную погоду, которой и волки сейчас боятся, и радостно оттого, что у партии есть такие бойцы, как Иван Туйков.

— Они дети, Кынчо, а ходят босиком по раскаленным углям. В этом наша самая большая сила.

Иван вздрогнул. По коридору стучали подковы сапог.

— В этой камере новенький, господин старший! — произнес кто-то угодливо.

— Отведи его наверх! — распорядился грубый сиплый голос.

Щелкнул замок. Заскрипели двери, и на пороге вырос охранник.

— Вставай, парень!

Охранник был человеком добродушным. Его старая измятая полицейская форма висела на нем как на чучеле. Фуражка со сломанным козырьком скосилась в сторону, сапоги сидели гармошкой, каблуки были стоптаны. И без того сутулые плечи охранника словно были судорожно сведены каким-то безотчетным страхом. На его губах застыла виноватая улыбка. Медленно, дрожащими руками он запер дверь, обернулся и спросил парня:

— А ты чей, парнишка?

Иван тихо ответил ему.

— А-а, трактирщика, хозяина корчмы! — Тщательно спрятав ключи, полицейский посмотрел на него и добавил: — Да, у отца твоего только и есть что вывеска. Корчмарь без капитала…

В проходе появился старший полицейский:

— Ты почему с арестованным разговариваешь? Ты что, служебное лицо, чтобы допрос вести? Без разговоров! — крикнул он.

— Да я… это самое… ничего… — растерялся охранник.

Старший полицейский выругался и затопал по коридору.

— Вот этого берегись, парень! — взволнованно прошептал охранник. — От него пощады не жди…

Иван зашагал по крутым ступенькам. Охранник пропустил его вперед и, пыхтя, топал за ним.

На средней площадке их ждал Йордан Николов. Он был известен во всем Плевенском округе под прозвищем Темница. Несколько дней назад его направили сюда как специалиста по особо сложным делам. Сейчас он стоял, расставив ноги, и рассматривал свысока худую фигуру Ивана, впившись в него прищуренными кошачьими глазами.

— Наверх! — приказал он юноше и стал медленно подниматься по каменным ступенькам. Иван последовал за ним. Позади них еле волочил ноги охранник.

Николов спозаранку был навеселе. Прежде чем подняться на второй этаж, он обернулся к охраннику:

— Свободен!

Тот поморщился — от Темницы шел густой запах ракии.

— Парнишка наш друг, а не опасный преступник, чтобы ходить у него за спиной. Иди себе! — распорядился Николов и ввел Ивана в комнату начальника околийской полиции.

Начальник полиции Йордан Гатев встал, усмехнулся и пригладил ладонью аккуратно зачесанные волосы.

— Садитесь! — Он указал на потертое кожаное кресло. — Мы рано вас разбудили, — произнес он, будто извиняясь, — но… служба. Что поделать? Интересы государства превыше всего.