Йото Крыстев - Зерна гранита

Взвизгнул кларнет, загремел барабан, по двору разлился танец рученица. Красавица распрямилась, плечи ее запрыгали в ритм с ногами. К ней подскочил Иван, и началось состязание. В пляску ринулись и другие. Иван сбросил пиджак, а она, заигрывая, поддразнила его:

— И брюки сбросишь!

— Держись, Иван! — кричали мы.

Ее муж раза два поднимал голову, а она отбрасывала его взглядом, размахивала над головой платком и кричала:

— Мы так долго ждали этого веселья!

Она ждала этой помолвки, чтобы окунуться в пору своей молодости, чтобы, когда придет этот миг, сразу онеметь, забыть все, как в пьяном угаре, и сгореть.

А ее муж? Он пил рюмку за рюмкой и, подняв голову, встречал отталкивающий взгляд жены. Потом он вдруг исчез куда-то, а когда музыканты устали и Иван отирал пот большим мохнатым полотенцем, он вдруг появился перед ним с бутылкой ракии.

— Выпьем по-мужски, — предложил он Ивану.

— А мы только мужские дела и делаем, друг, — ответил Иван, и ракия заклокотала у него в горле. Выпив немного, он отдал бутылку, но муж не взял ее.

— Одним волом поля не вспахать, — ответил он.

— Всю ее выпью! — пообещал Иван.

— Посмотрим! — поддержала его красавица, обмахиваясь полотенцем, чтобы охладить разгоряченное лицо.

Иван встал, приподнял бутылку и, выпив ее, показал всем, что она пуста, и забросил ее в реку. Музыканты как будто только этого и ждали. Снова началась музыка. Понеслись песни. Сначала Иван дирижировал, потом строевым шагом начал ходить между столов и вскоре затерялся в сутолоке.

Незаметно наступил вечер. Заработали моторы у газиков — это шофера напоминали нам, что пришло время отъезда. Мы искали Ивана — его нигде не было. Обошли комнаты, двор, но нигде не нашли его. Один из стариков, который наблюдал за весельем с самого начала, вынул изо рта давно погасшую трубку, вытер свой пожелтевший ус ладонью и трубкой показал на поляну у реки.

Там метался и стонал, как раненый тигр, наш Иван. Мы посадили его в газик и выехали, провожаемые улыбкой красавицы.

Вылко и его будущая жена долго махали нам вслед.

Только через неделю мы узнали, что муж красавицы, рассерженный насмешками Ивана, бросил ему в ракию пепел от сигареты. Вот так и закончилась эта история.

Морозы стояли из тех, что люди называют небывалыми.

В один из таких дней и прибыла к нам инструктор. Вечером состоялось собрание. Когда объявили докладчика и она, откинув голову, встала, некоторые парни многозначительно переглянулись, спрятали улыбки в ладонях.

Она начала говорить тихо-тихо. Но постепенно ее голос окреп, зазвенел — она то спрашивала и сама отвечала, то как будто допрашивала неизвестного дезертира, то словно вдруг стреляла в упор. Мысли ее были четкими и ясными. Что-то поразительное было в хрупкой фигуре девушки и в той внутренней силе, которая крылась в ней. И когда она закончила, ребята долго хлопали, как крылья веселой стаи. В заключение состоялись танцы. Танцевали до полуночи. В танцах она походила на ласточку. А когда переплясала в рученице самого прославленного танцора в селе, все подошли поздравить ее.

— Посмотришь на нее, — говорили меж собой старики, пришедшие порадоваться молодости, — и быстрее пролетит долгая зимняя ночь. И девушка-то из себя невидная, а ума и проворности ей не занимать.

На следующий день она должна была вернуться в город, но автобус не пришел. Как мы ни просили ее остаться, она не согласилась.

— По телефону позвоним, чтобы тебе разрешили.

— Нет! До обеда я должна быть в городе!

Она ушла, а мы долго смотрели ей вслед, пока маленькая фигурка не слилась с окружающей белизной. Нам стало неудобно, что мы не догадались ее проводить, а собрались в теплом клубе. Молчание угнетало нас. Секретарь комсомольской организации неотрывно смотрела туда, куда скрылась инструктор, и очень обрадовалась, когда увидела, что к клубу идут двое ребят, смельчаки, как их называли все. Не дождавшись, пока они войдут, она бросилась к ним:

— Девушка-инструктор ушла на станцию. Одна. Что будем делать?

— Как так ушла? — спросили они.

— Вот так и ушла! Неужели вы не поняли, какая она упорная?!

…Кони проваливались в снегу, а кое-где сугробы доходили до груди. Дорога угадывалась только по окружавшим ее деревьям. Ребята догнали ее на середине пути. Она едва дышала, вся посинела.

— Вы на станцию?

— Кто вас послал?

— Никто нас не посылал. Мы просто должны забрать почту, и все.