Йото Крыстев - Зерна гранита

— Потомком славного рода является этот парень. Из него получится хороший руководитель, — сказал мне тогда бай Кольо Лалев, старый революционер из этого края. — Из их рода Ангел-воевода [3] Воевода — руководитель гайдуков, народных мстителей, боровшихся с турками за освобождение Болгарии. — Прим. ред. , а говорят, что и Рада-комитка была оттуда же. А ты знаешь его отца? — И он рассказал мне такие подробности, которые я воспринял больше как легенду, нежели чем правдивую историю. — Очень похож он на своего отца, — продолжал бай Кольо. — И тот был высоким и краснощеким. Он и поныне стоит у меня перед глазами. Батрачили вместе с ним по чужим хозяйствам, вместе холостяковали, вместе нас взяли в солдаты. Это было во время первой мировой войны. Тогда часто приходили сообщения о погибших. Случалось, что в течение всей недели не прекращались стоны и плач в селе. Оплакивали погибших, оплакивали своих мужей и сыновей, пропадавших в окопах.

Судьба отца секретаря парткома была похожа на судьбы других. Однажды пришло сообщение и о нем. И как делали для всех, так и для него родные сделали гроб, положили туда его холостяцкий костюм, пошитый для свадьбы, кларнет, игрой на котором он волновал все село, несколько пар царвуль — крестьянской обуви из кожи, чтобы он мог навещать близких в их снах, и похоронили его. Было это осенним мрачным холодным днем. Осень сменила лето, за ней пришла зима, потом весна, лето… Много дорог исходила мать, чтобы гадалки рассказали ей, где лежат кости ее сына. Напрасно. Годы шли один за другим, впитывая горе и радость всего села. Переженились братья, повыходили замуж сестры, обзавелись своими домами, и каждый из них назвал по одному ребенку именем брата. Зажили все своими заботами. Только мать осталась со своей скорбью, которая с каждым днем все больше сушила ей сердце.

И кто бы мог подумать, что в это время в далекой стороне ее сын в плену терпел лагерные лишения?! Два раза он пытался бежать, но безуспешно. На восьмом году он, худой и обессиленный, сумел устроиться на болгарское торговое судно. Неделю отлеживался, а потом стал выполнять обязанности матроса. Каждый день он встречал рассвет и провожал закат с мыслью о родине. Когда пристали к родному берегу и матросы на руках перенесли его с судна на землю, он заплакал от радости. Царапал руками землю и плакал. Тот день тоже был осенним, но солнечным и праздничным. Балканские горы пламенели осенним багрянцем. Спешащие люди останавливались, с изумлением оглядывали человека с необыкновенно длинной бородой и отходили. Как добрался до своего дома, он и сам не знает. На одном дыхании поднялся по деревянным ступеням и встал перед открытой дверью, ведущей в большую комнату. Мать, высохшая и обессилевшая от скорби, сидела возле очага и готовила обед для косарей.

— Добрый день, мама! — сказал сын.

Старушка не обернулась.

— Гостей принимаешь, мама? — спросил он громче.

Старая женщина выпрямилась. Посмотрела на незнакомого человека и испугалась. Приняла его за черную чуму и едва слышно промолвила:

— Не ты ли добрался до моего сына?

— Мама, неужели не узнаешь меня? Ведь это я…

Минуту длилось молчание. Старая женщина жадным взглядом оглядела нежданного гостя. Щипцы, которыми она ворошила жар в очаге, упали, громко звякнув, и это как будто пробудило обоих. Старушка бросилась к сыну, которого она не уставала оплакивать. Громко, словно для того, чтобы ее услышало все село, она выкрикнула его имя и у него на руках умерла.

— Как жестоко мы расстаемся, мама. В этой разлуке есть виновные. Придет день, и они нам ответят за все. Мы научились бороться…

То была клятва, которая стала сущностью всей его жизни.

В его доме собирались люди, чтобы, как говорится, набраться ума-разума. Позднее подвал его стал и мастерской, и клубом… Чудные в нашем краю люди, — рассказывал мне бай Кольо, — если кого полюбят, то, будь он хоть на двадцать лет моложе их, все равно уважительно будут называть его с приставкой «бай»…

Слова Кольо вернули меня к действительности. Передо мной был секретарь парткома. Я смотрел на него и удивлялся, как спокойно он слушает гвалт. Это его, когда он еще был бригадиром молодежной бригады, называли бай Тодором. Потом его избрали председателем кооперативного хозяйства. Дела шли плохо. В конце года в хозяйстве трудно было свести концы с концами. Много было расходов, мало прихода. Молодые один за другим покидали село. Земля начала пустеть. В комитет поступил сигнал о том, что бай Тодор в ночное время бродит по улицам, по лесу. Это обеспокоило нас. Напряжение и до такого могло довести. Я пошел к нему. Застал его в канцелярии. Он рылся в книгах, что-то подсчитывал.