Александра Флид - Грустная девочка

– Если она не будет возражать, то я приеду с ней еще раз. И вообще, возможно, еще много раз.

Эмма подняла пятки на сидение, обняла колени и опустила подбородок.

– Конечно, я буду только рада, – пытаясь скрыть то, насколько она была довольна, сказала она.

Филипп заверил ее, что сам отведет Софию домой, и Эмма доверилась ему. Впрочем, она простояла у внутренней дороги, на которую выходили все задние дворы двух соседних улиц, почти пять минут, пока они окончательно не скрылись из виду – дальше им оставалось лишь свернуть направо и пройти пару шагов до своего дома. Мартин все это время ждал ее на веранде, и когда она вернулась к нему, он уже все обдумал.

– Как себя чувствуешь? Наверное, устал? С ними можно очень быстро утомиться.

Он отрицательно покачал головой и жестом пригласил ее занять прежнее место рядом с ним.

– София хорошая девочка. Ее брат, правда, не совсем воспитанный паренек, но с ним все очень сложно. Повезло хотя бы с тем, что он в своей сестре души не чает. Славные дети.

– Славные, но не мои, – со вздохом сказала Эмма.

– Да ну? Кажется, что ты воспринимаешь их как родных, и они относятся к тебе, как к члену семьи. София точно, насчет Филиппа уверенно сказать не могу, но подозреваю, что он просто скрывает все свои мысли от нас. Что же ты будешь с этим делать, Эмма?

– Я еще не знаю. Буду жить, как живется – приезжать по выходным, отдавать все, что смогу обоим и наслаждаться этим временем. О будущем лучше сейчас не думать.

– А как же я?

Несмотря на вопрос, голос у Мартина был бесстрастный и ровный.

– Разве ты захочешь стать частью этого сумасшествия? – горько рассмеялась Эмма.

– Когда София станет взрослой и выйдет замуж, тебе будет уже… примерно сорок, а может и чуть меньше. Мне будет около сорока пяти. Как думаешь, вытянем этот груз, не надорвемся?

– Мы не сможем их усыновить. Даже Софию удочерить не получится. У них уже есть дом, и это все усложняет.

Мартин кивнул:

– Я знаю, Эмма. Но ведь это не имеет значения. Некоторые дети живут с родственниками или соседями, несмотря на то, что их родители еще живы. Бумаги не настолько важны, как кажется. Совсем другое дело, что я не могу переехать сюда, потому что здесь нет работы, да и ты тоже обосновалась в городе. Значит, видеться с ними будешь как сейчас – по выходным и только. Со временем им этого станет мало. Вряд ли ты сможешь заменить им мать при таких делах. Самое большее, на что мы можем рассчитывать – стать лучшими друзьями этих детей, потому что для более близких отношений нужно видеться каждый день.

– Мне все равно.

– Ты готова пожертвовать своими амбициями, Эмма? Быть другом – дело неблагодарное. Ты потратишь на это лучшее время своей жизни, а все почести будут отданы их опекунам. Со стороны будет казаться, что благополучное детство Софии создано руками этих людей, в то время как все самое ценное отдашь именно ты. Разве тебе не будет обидно?

– Не знаю. Возможно, будет.

Эмма откинула голову назад. Она держалась все время, пока дети были в доме, но теперь ее просто скашивала тяжелая слабость. Перед глазами расплывались черные пятна, ее снова клонило в сон, а то и дело вытекавшая из тела кровь давала о себе знать дискомфортом, гадливостью и тупой болью.

– Ты себя плохо чувствуешь, – не спрашивая, а утверждая, сказал Мартин. – Давай-ка ты пойдешь и полежишь в своей спальне, а я подремлю в гостиной.

– Обо мне не беспокойся, я ведь в своем доме нахожусь, так что не пропаду, – отшутилась Эмма. – Хочется чаю. И шоколаду. Но поскольку пока мы обедали с детьми, конфет не было, я не могу себе позволить поехать сейчас в магазин и купить что-то сладкое. Это будет подло по отношению к ним.

Мартин тяжело вздохнул.

– Ну, мед, по крайней мере, на столе точно был. Если хочешь выпить чаю с чем-нибудь вкусным, то предлагаю тебе хлеб, сливочное масло и мед. Кажется, будет неплохо?

– А ты вскипятишь чай? – спросила она, оживляясь и ощущая, что сил становится чуть больше.

– Конечно. Только проводи меня к кухне, я еще путаюсь в твоем доме.

Филипп лежал в своей кровати, глядя в темный потолок и слушая, сопение Софии, доносившееся от противоположной стены. Дядя Шерлок приехал поздно вечером, и теперь дом еще не погрузился в темноту окончательно – они с тетей Иреной сидели в гостиной и говорили о своем. До него и Софии, как обычно, никому не было никакого дела. В другое время он бы просто изнывал от бессильной злобы, но теперь ему это даже нравилось.