Роман Шмараков - Автопортрет с устрицей в кармане

На другой день к воротам его дома привезли три тяжелых короба с архивом деда епископа. Г-н де Бривуа велел епископским лакеям отнести их в чулан, чтобы не попадались на глаза, а сам отправился к кружевнице, поселенной им в садовом павильоне, который ему нравилось называть охотничьим домиком. Там у него была спальня, которую он ради самопознания разубрал зеркалами. Несколько дней проведя в этих занятиях, г-н де Бривуа понял, что забыть хотя бы на время обещание, данное епископу, ему не удастся и что благоразумнее какую-то часть дня пожертвовать этому труду, чтобы мысль об этом не отравляла ему ежедневного удовольствия. Он отправился к коробам, ждавшим его в чулане. Количество бумаг, лишенных всякого порядка и описи и крепко пахнущих мышами, его ужаснуло. Он проклял епископа, поскупившегося нанять писаря для черновой работы, и впервые усомнился в своей способности обтесать этот хаос. Занятый невеселыми раздумьями, он был настолько неосторожен, что позволил кружевнице заметить свою рассеянность и узнать ее причину. Г-н де Бривуа доселе не пожелал изучить то искусство, без которого все прочие не могут существовать, именно искусство применяться к обстоятельствам, и легкомысленно относился к женскому самолюбию, потому что в сельском уединении привык задевать его без важных последствий, но на этот раз вышло иначе. Однажды поутру, сопровождаемый своей любимой собакой, которую он звал Боссюэ, потому что она изгрызла у него том сочинений Фенелона, г-н де Бривуа отправился в монастырь, чтобы помочь брату Жаку в сочинении писем исторических лиц к г-ну де Корвилю, а по возвращении увидел, что кружевница не праздно провела время. На деньги, которые он ей дарил, она наняла двух его слуг, чтобы они перетащили коробы с епископскими бумагами в охотничий домик и оклеили ими его изнутри. Удивительно, с какой быстротой это можно сделать, если платишь настоящую цену. Во всяком случае, деяния деда епископа обрели наглядность, а г-н де Бривуа волей-неволей должен был заниматься ими в чертогах своей дамы. Он то задирал голову, то осторожно касался стен рукой, колеблясь между искренним восхищением своей подругой и желанием утопить ее в парковом пруду. Ночью он чувствовал себя так, будто попал в храм славы отечественных героев и занимался любовью на рубиновом алтаре патриотизма. Поутру он, набросив на себя одеяло, предпринял обход архива. Это было дело нелегкое. Над кроватью г-н де Бривуа находил реляцию деда епископа, что он, располагаясь у такого-то леса, будучи уведомлен, что неприятельское войско, то есть гусары, кавалерия и пехота, начало делать движение и строиться по ту сторону реки, и не зная, в каком числе неприятель марширует, а к тому же ведая его правило, что тот старается побеждать сюрпризами, был принужден для безопасности авангарда с остальною армиею, оставив все обозы и для прикрытия четыре пехотных полка, а также до половины регулярной кавалерии и запасшись на три дни провиантом, выступить налегке, дабы на рассвете соединиться с авангардом, поскольку за поздним временем не предусматривал опасности, чтоб неприятель дерзнул на наш авангард, затем что ночь была темная, а чаять надлежало атаки на рассвете. Таким образом (о чем г-н де Бривуа узнавал, легши брюхом на кровать и свесив голову в пыльный угол) дефилировал он ночью через помянутый лес, а на рассвете выступив из лесу, следовал полем к авангарду, который стоял лагерем верстах в трех; а тою порой, как это движение счастливо совершилось, прибыл такого-то города бургомистр с несколькими старшинами, дабы свидетельствовать свое подданство нашему государю (г-н де Бривуа чувствовал, как кровь гудит у него в голове), которые объявили, что неприятельского войска возле города было гусар девять эскадронов, драгунский полк и баталион пехотных гранодер, а в недалеком оттуда расстоянии еще пехотные полки стояли, коих число не ведают, затем что недавно прибыли и в лагерь никого не пускали, их же некоторые из наших, как обыватели сказывают, в сшибке ранили, а далее гнать за поздним временем не отважились. После сего (читал г-н де Бривуа, угрожаемый апоплексическим ударом) дед епископа послал в город с помянутым бургомистром один пехотный полк для защищения оного и для сохранения от беспорядков, а после полудня все духовенство и несколько человек из лучших обывателей явились у него, прося покровительства государя, коих он с ласкою принял и приказал к завтраму ждать его к себе в город, бургомистру же велел разгласить, чтоб всему тому, что в городе казенного или военного имеется, без изъятия, в чем бы ни состояло, под опасением жесточайшего наказания, точный список сочинили и подали. Большие барабаны ухали в висках г-на де Бривуа, бивачный дым заволакивал ему глаза, когда он осторожно подымал голову из щели, где среди мышьего сора и паутинных гирлянд войско торжественно вступало в покоренный город, и шел искать продолжения этой истории. По долгом разыскании г-н де Бривуа обнаруживал у окна, за которым среди камышей гуляли утки, известного ему бургомистра и лучших обывателей и не мог понять, что они вытворяют и что такое с ними произошло за три дня, отделяющие эту реляцию от предыдущей.