Доменико Старноне - Шутка

Усилием воли я вернулся в реальность, в сегодняшнюю гостиную, откуда уже уходил дневной свет. Я собирался встать, когда громко зазвонил дверной звонок. У меня сильно затекла нога, я почти не почувствовал, как подошва коснулась пола. Опять звонок, еще настойчивее первого.

— Марио, ты можешь сам открыть дверь? Марио, милый, пожалуйста!

Вместо ответа — третий звонок, долгий и рассерженный. Прихрамывая, я прошел через гостиную и прихожую, открыл дверь — и увидел грузную женщину с иссиня-черными волосами и маленькими глазками на широком лице. Женщина была очень бледна и явно нервничала. Она не закрыла за собой лифт и, к моему изумлению, держала за руку Марио.

— Это вы отправили ко мне мальчонку с игрушками?

— Нет.

— А кто тогда?

— Он сам пошел.

— Сам? А вы, значит, не заметили, как он открыл дверь, спустился на пять этажей и постучался ко мне?

— Нет.

— Правда? Вы — как ваша дочь. Когда она занята своими научными делами, то говорит сыну: бери игрушки, иди к мальчику на второй этаж и играй с ним. А потом устраивает мне скандал, потому что ее драгоценного сыночка научили плохим словам!

— Синьора, уверяю вас, я никогда не отправил бы ребенка к вам, это вышло случайно, из-за моей невнимательности. Извините.

— Из-за невнимательности или чего там еще, но, если бы он упал с лестницы и расшиб себе голову, ваша дочь вполне могла бы обвинить в этом моего сына.

— Мне очень жаль, это больше не повторится.

— Кстати, ваша домработница выливает с балкона грязную воду и почти каждый день пачкает белье, которое я у себя развешиваю. Хорошо бы и это больше не повторялось.

— Я скажу Бетте, она примет меры.

— Спасибо. А заодно скажите ей, чтобы она не смела говорить, будто мой сын ворует игрушки. Если мой сын ворует игрушки, так пусть кое-кто держит своих детей с их игрушками дома. Да, синьора — преподаватель, но это не значит, что я нанималась к ней в бесплатные няньки. У меня четверо детей, на мне дом, и я не могу зря терять время. Знаете, что я вам скажу? Если мальчик и дальше будет спускать ведерко, я обрежу веревку и выброшу его!

— Хорошо. Но где игрушки, которые Марио принес вам сейчас?

— Хотите сказать, мой сын их украл?

— Да нет, я не говорю, что он украл, это же дети. Я просто хотел узнать.

— Просто хотели узнать? А давайте так: когда вернется мой муж, я пошлю его отнести вам эти игрушки, и вы скажете ему в лицо, что наш сын — вор. Иди, Марио, иди к дедушке. Вся ваша семья — дерьмо, от первого поколения до последнего, до свидания.

Она подтолкнула мальчика ко мне, вскочила в лифт и захлопнула за собой железную дверь. Кабина дернулась и поехала вниз.

Я завел Марио в прихожую. Он сердито сказал:

— Хочу мои игрушки, они мне нужны.

Я нагнулся, схватил его за руку:

— Как ты посмел выйти из квартиры? Если я сказал, что ты должен сидеть у себя в комнате, ты должен сидеть у себя в комнате. С этой минуты — с этой минуты, Марио, смотри на меня — либо ты делаешь, что я тебе говорю, либо я запру тебя в чулане.

Он не опустил глаза, высвободил руку и заявил:

— Берегись, а не то я сам запру тебя в чулане.

Эта угроза исчерпала его силы, через секунду он заплакал.

Мне стало неприятно, что я довел его до слез, и я спешно отыграл назад. Попытался утешить его, сказал, что хватит уже, а то я сейчас сам заплачу, пойду в чулан и запрусь там. Но все было бесполезно. Сначала он плакал всерьез, потом машинально, потому что не мог перестать сразу, а затем еще двадцать минут хлюпал носом и отталкивал меня, когда я пытался помочь ему высморкаться. И время от времени повторял сквозь слезы: «Вот приедет папа, я все ему расскажу».

Хотя я разрешил ему зажечь газ, чтобы разогреть ужин, приготовленный Салли, хотя я не стал отбирать у него очень острый нож, которым он самовольно завладел, когда накрывал на стол, наши отношения от этого не улучшились.

— Можешь держать нож, но мясо нарежу я.

— Нет, я сам умею.

— Я верю, что ты сам умеешь, но, когда дедушка рядом, мясо у тебя на тарелке разрезает дедушка.

— Ты мне не дедушка.

— Нет? А тогда кто же мой внук?

— Никто.

Если Марио не желал мириться со мной, то у меня тем более не было желания мириться с ним, ведь когда между нами царили любовь и согласие, он совсем не давал мне работать. Я беспокоился потому, что приближалось время, когда должна была позвонить Бетта, и я не хотел, чтобы она волновалась из-за мальчика, ей хватало проблем с мужем, который изводил ее своей ревностью. И когда мы вдвоем мыли посуду, оставшуюся после обеда и ужина, Марио, пусть и насупившись, вел себя как мой помощник — подавал жидкость для посуды, губку, полотенце, причем так поспешно, словно речь шла о жизни и смерти; я стал слегка брызгать на него водой, говоря при этом: «Шутка!» Сначала он вел себя по-прежнему, помогал мне с угрюмым, настороженным видом, опустив голову и энергичным жестом отмахиваясь от брызг.