– Шутка!
– Дедушка, не надо.
– Шутка!
– Не надо, я сказал.
– Шутка!
Потом он начал жаловаться, ныть, но при этом старался скрыть улыбку.
– Ты мне мылом набрызгал в глаз.
– Ну-ка покажи.
– Ой, как жжет!
– Да нет у тебя там ничего.
Наконец он стал краем глаза следить за мной, чтобы понять, действительно ли я хочу играть с ним, и, когда убедился в этом, попробовал сам обрызгать меня, сказав: «Шутка!» Так, обмениваясь со мной шутками, он расшалился до того, что потерял равновесие и чуть не свалился со стула, на который я его поставил, чтобы он доставал до кухонного стола, – к счастью, я вовремя успел его подхватить, и в результате напряженность между нами как будто пошла на убыль. Закончив с посудой, мы пошли в гостиную посмотреть телевизор.
– Что будем смотреть, дедушка?
– Разберемся.
– Можно мы посмотрим зверяшки?
– Мультяшки о животных, – поправил я.
Не без труда мне удалось убедить его, что не во всех мультяшках действуют животные. Он стал педантично перечислять самых распространенных героев мультфильмов: гуси, утки, кролики, мыши, землеройки и так далее – так почему нельзя называть их зверяшками? Я объяснил, что такие фильмы называются анимационными – от слова «анимировать», оживлять, потому что нарисованные персонажи в них оживают, а этими персонажами, помимо людей и животных, бывают различные неодушевленные предметы, на экране они двигаются, разговаривают, словно обрели душу. Тут он спросил, что такое душа. Я сказал: «Это дуновение, которое наполняет нас, – и потому мы двигаемся, бегаем, разговариваем, рисуем, шутим». Однако этот маленький упрямец стал утверждать, что и нарисованные герои мультяшек делают ровно то же самое. Но постепенно мне как будто удалось переубедить его. Он спросил:
– А у нарисованных героев есть душа?
– У них самих – нет, их наделяют душой те, кто их рисует.
– Твои рисунки не двигаются.
– Ясное дело, ведь это не анимация.
– А почему ты их не оживляешь?
– Понадобится – оживлю.
– Может, они не хотят, чтобы их оживляли такие старики, как ты, ведь мультяшки – это для маленьких.
– У меня они оживут.
– Оживут, потому что ты знаменитость?
– А что, по-твоему, это значит – «знаменитость»?
– Мама объяснила, это значит, что тебя знают даже те, кого ты не знаешь.
– Да, верно.
– Я сказал воспитательнице, что ты знаменитость.
– А она?
– Спросила, как тебя зовут.
– Ты знал?
– Я спросил у мамы, а потом сказал ей.
– Посмотрим, правильно ли ты произносишь мое имя и фамилию. Как зовут твоего дедушку?
– Даниэле Малларико.
– Молодец! Что сказала воспитательница?
– Что она никогда о тебе не слышала.
Я почувствовал, что это разочаровало его, и стал ему объяснять, что знаменитости бывают разные, кто-то побольше, кто-то поменьше, и я – не настолько большая знаменитость, чтобы обо мне могла слышать воспитательница детского сада. Говоря все это, я понял, что и сам немного разочарован, и, чтобы обоюдное разочарование не довело нас до ссоры, предложил включить телевизор. Но пришлось искать пульт – я спрятал его от Марио и теперь не мог вспомнить куда. Я нервно ходил из комнаты в комнату, а Марио шел за мной по пятам. Я зажигал свет в каждой комнате и, осматривая поверхность и ящики письменных столов, роясь на полках стеллажей, старался не отвлекаться – для меня это очень сложно, всякий раз, когда приходится искать что-нибудь, я начинаю думать о другом. После обследования комнаты Марио аккуратно гасил свет у меня за спиной. Мы обошли квартиру два или три раза, пока наконец не обнаружили пульт. Разумеется, нашел его Марио, а не я – в гостиной, под одним из моих альбомов. Нашел, страшно обрадовался, схватил и ни за что не хотел отдавать; как я ни старался, отобрать у него пульт мне не удалось. Это я его нашел, заявил он, и я включу телик. Хорошо, ответил я, но только включишь. Нет, почти что прокричал он в ответ, переключать каналы тоже буду я. И уже поджал губы, уже смотрел злыми глазами. Я собирался вырвать пульт у него из рук, сказать: ну хватит, либо ты будешь слушаться, либо пойдешь спать, – когда зазвонил телефон. Ладно, переключай, сдался я. И пошел на кухню, где стоял на базе телефон, а Марио, возившийся с пультом, последовал за мной.
Это была Бетта, судя по голосу, она куда-то торопилась. В трубке слышался гомон и что-то похожее на звяканье столовых приборов. Кто-то позвал ее, она наигранно веселым тоном откликнулась: «Иду, иду!» Потом продолжила разговор:
Читать дальше