Давид Сафир - Баллада о Максе и Амели [litres]

– Они друг друга любят, мама?

– Думаю, да, – засмеялась женщина.

– И у них родятся щенки?

– Мы же тебе уже объясняли, – сказал отец, который только что вернулся домой с работы. – У Макса не может быть детенышей.

И тут я впервые с самого начала своего пребывания здесь почувствовала, что от Макса запахло грустью. Почувствовав это, я прижалась к нему и фыркнула:

– Эти люди нам не друзья.

Макс ничего не сказал в ответ.

– А могут они сегодня оба спать возле меня? – спросила Лилли.

Ее родители переглянулись, явно опасаясь за благополучие своей дочери. Они доверяли мне, бродячей собаке, не больше, чем я доверяла им. Наконец мужчина сказал:

– Давай подождем еще немного.

– Сколько?

– До… до… – отец все никак не мог подыскать подходящие слова.

– До тех пор, пока мы не сможем быть уверенными, что эта собака – добрая, – сказала женщина.

– Она добрая – я это и так уже знаю! – возразила Лилли.

Мне захотелось прорычать, что я никогда не буду доброй по отношению к человеческому детенышу, но Макс пихнул меня, тем самым заставив промолчать.

– А еще нам нужно дать ей какое-то имя, если ее зовут не Инала!

– Как же ты хочешь ее назвать? – спросила женщина.

– Меня зовут Рана! – пролаяла я.

Что эти люди себе воображают?

– Морицене!

– Морицене?

– Макс и Морицене! – засмеялся мужчина.

Мне это показалось ужасным. Эти люди хотели утвердить свою власть над нами, и для этого они давали нам имена. Но что бы там они ни говорили, я теперь навсегда останусь Раной!

– Ложись спать, – сказал мужчина.

Он осторожно взял девочку на руки и вынес из комнаты. При этом малышка все время весело хихикала. Происходит ли так с теми, у кого есть отец, рядом с которым можно чувствовать себя в безопасности? Как это ни глупо, но сейчас я завидовала Лилли не только потому, что она так сильно нравилась Максу, но и потому, что у нее были родители, для которых она что-то значила.

Женщина погасила свет и тоже вышла из комнаты, видимо, направляясь туда, где она будет спать. Мы с Максом теперь лежали при свете огня, пылающего в камине. У него было тяжело на сердце – я это чувствовала. С одной стороны, он любил этих людей, но с другой, именно они отняли у него возможность иметь детей. За это я его презирать не могла. Я могла лишь пытаться смягчить его печаль, а для этого мне нужно было вселить в него надежду.

– Я спою тебе песню, – сказала я.

– Какую песню?

– О чуде со щенками.

– Пой дальше, – попросил Макс, глядя на камин, в котором все еще теплился огонь.

– Песня закончилась.

– Закончилась?

– Они зачали детенышей.

– Но как у них это получилось?

– Это никому не известно.

– Может, потому, что они не смирились?

– Мы тоже так думали у себя на мусорной свалке, когда Песня нам это пела.

– Но ты уже в это не веришь?

– Не знаю… – неуверенно сказала я.

– Скажи, во что ты веришь?

– Верю, что их любовь была сильнее не только забвения, но и всего другого на свете.

– А может быть такой и наша любовь? – спросил Макс.

Я этой своей песней и в самом деле вселила в него надежду.

– Наверное, может… – сказала я и – вопреки всякому здравому смыслу – отважилась тоже в это немножечко поверить.

Если бы я оставила этих собак лежать возле горной дороги, они замерзли бы насмерть в снегу. Но мне не хотелось, чтобы они отделались так легко.

Вопреки мнению врачей, которые хотели продолжать обрабатывать мои зарубцевавшиеся раны, я самовольно покинула больницу, наняла автомобиль при помощи украденной мною у одной пациентки кредитной карты и поехала на нем сквозь метель по горной дороге, ориентируясь по той нити, которая связывала наши души. Под шерстью пса я нащупала жетон и отвезла обеих собак к ближайшему ветеринару. Его привело в ужас мое изувеченное лицо – как привело оно в ужас и вызванное им семейство Левинов. Только их дочь, маленькая хромая девочка, не сочла меня монстром. Я ведь вернула этой малышке ее любимого Макса, причем вместе с еще одной собакой. Ее родителям понадобилось некоторое время, прежде чем они смогли вступить со мной в более-менее вразумительный разговор. Отец девочки, Йорг, работал руководителем среднего звена в банке, которому в последнее время приходилось сокращать число сотрудников. Поэтому мать девочки, Вики, на всякий случай опять начала работать на полставки зубным техником. У их дочери Лил-лиан была от рождения искривлена одна нога, и это не удалось исправить даже при помощи нескольких дорогостоящих операций. В общем, эти люди были самой обычной семьей с самыми обычными проблемами. Родителям эти проблемы казались очень серьезными, хотя в действительности они были до смешного мелкими по сравнению с тем, что доводилось переживать людям в других регионах мира. Или в другие времена.