Ну вот и все, произносит фрау Цигертель. В эфире был один только дух-пересмешник. Выпью-ка я еще глоток.
Какой дух? Старая Пацельн явно разочарована. Добрая женщина, отвечает фрау Цигертель. Кто много знает, скоро состарится. Собственно говоря, все это тайна. И я надеюсь, что все останется между нами. Значит, объясняю вам так, чтобы вы поняли. Но не думайте, что это все. И никому не рассказывайте. К вам в окно постучал не ваш сын, а его ангел-хранитель. Вызвать его — выше моих прорицательских сил. Вот я и хочу вызвать ангела-хранителя этого невинного мальчика, чтобы тот отправился в путь и разыскал ангела вашего дорогого сыночка. Может, он узнает, что тому нужно… Старая Пацельн ловит мою руку, но взгляд ее прикован к губам фрау Цигертель.
Сделайте что-нибудь, добрая женщина!
Это трудно, отвечает фрау Цигертель, я стараюсь изо всех сил… Тут моя бабушка очнулась. Увидела, что весь ее кофе исчез в горле фрау Цигертель, и сдавленным голосом спрашивает: может быть, вам лучше бы ничего не пить. Не в том дело, отвечает фрау Цигертель. Будьте покойны. Я вполне бы могла выпить еще несколько чашечек. Хотя бы ради того, чтобы сконцентрироваться. Везде сидят духи-пересмешники. В потустороннем мире все как у нас. Нет больше уважения у молодежи, нет невинности. Все лезут вперед, даже если их никто не просит.
Что верно, то верно, произносит бабушка. Но вы его позовете, канючит старая Пацельн.
Кого вы имеете в виду?
Духа моего Айтеля, моего мальчика.
Заранее этого сказать никто не может. Вообще-то духи хорошо относятся к нам, живым. Только не верьте в привидения. Но их нельзя заставлять. Нам остается только надеяться. И образовать круг.
Рука старой Пацельн тотчас же начинает дрожать. А бабушка быстро впадает в то дремотное состояние, в каком она вечерами обычно пребывает за столом.
Снова у фрау Цигертель сверкают белки и из полуоткрытого рта вылетают нечленораздельные, захлебывающиеся звуки: резкий хохот, хрюканье, мужское бормотание, вздохи, мучительные стоны и ликующие выкрики. При первой возможности я решил дать Пипу пинка, если он еще раз будет изображать из себя духа-пересмешника.
Неожиданно я чувствую странное давление в горле. Я хочу побороть это чувство и сглатываю. Но давление все сильнее, все тяжелее, оно заставляет меня кашлянуть, откашляться. Пронзительный голос фрау Цигертель не удовлетворяется этим. Говори же, говори, яви себя. Кто ты, дух? Подай знак, чтобы мы могли узнать тебя!
Ладонь старой Пацельн изо всех сил дергает мою левую руку, а бабушкина рука судорожно схватила меня и с силой удерживает на месте. У меня по всему телу бегают мурашки, я зажмуриваю глаза от света, который вдруг сияет нестерпимо ярко. Я изо всех сил откидываюсь назад, свеча падает. Теперь совсем темно. В горячем стеариновом чаду шелестит дыхание фрау Цигертель. Говори, доносится голос сверху, явись нам! Я чувствую, как горло снова сдавило. Но прежде чем успеваю откашляться, голос фрау Цигертель срывается. Она теперь показывается из-под стола и, трижды хрюкнув, начинает беспричинно хихикать. Иногда мы бесимся на сеновале. Пип держит меня за брюки, пытаясь подставить ножку. Мы оба падаем и катаемся до тех пор, пока совсем не обессиливаем. Мы держим друг друга и глупо, беспричинно хихикаем. Как этот смех попал к фрау Цигертель? Или он застрял в моем горле?
Зажгите свет, произносит фрау Цигертель своим обычным елейным голосом. Помедлив, бабушка выпускает мою руку и стучит по столу, ища коробок со спичками. Старая Пацельн продолжает держать меня. Когда пламя свечки загорелось ровно, ее рука перестает дрожать.
Мне жаль, добрые люди, говорит фрау Цигертель. Я в самом деле не знаю, что мне мешает общаться с духами. Может быть, этот мальчик?.. Но, думаю, все дело в том, что я не могу сконцентрироваться. Нельзя ли мне выпить еще чашечку-другую этого прекрасного кофе? Мальчика мы лучше отправим в постель, а то уже поздно.
Бабушка встает. Ее взгляд на несколько секунд задерживается на мне. Таким она меня еще никогда не видела. Старая Пацельн заламывает руки. Мой Айтель, мой Айтель, теперь ты умрешь. Мы все умрем.
Тут вмешивается фрау Цигертель. Что вы такое говорите? Это же предрассудки и вражеская пропаганда. Ведь фюрер знает, что делает. Только он один может спасти нас.
Я с головой залезаю под одеяло и хочу только, чтоб мыши поскорее начали свою ночную возню. Но они сидят тихо-тихо. Я все слышу. Бормотание, вздохи, резкие выкрики. Мой ангел-хранитель притулился в проеме окна и хихикает. От него мало толку. Он покинул меня. И никогда не вернется. Не вернется даже тогда, когда мне будет очень-очень нужно. Когда лед тронется и старуха Пацельн будет кричать на другом берегу, кричать молча, как мать Зигги Краучика, как вдова Рушке и как фрау Янке. Когда фройляйн Крайн повесится на школьной доске, с обратной стороны которой нарисована все та же неизменная линия фронта. Когда Зигги во время военной игры вдруг схватит меня промеж ног, покраснеет как рак и спросит, что я теперь чувствую. Может, мне бы помогла дедушкина улыбка, но он на долгое время утратил ее.
Читать дальше