Иоахим Новотный - Новость

Мы извиняемся, но удержаться от вопроса все-таки не можем:

— А почему?

— Потому что в этих обычаях предков на каждую радость есть своя гадость, — изрекает Бруно что-то вроде афоризма. — И потому, что парни уже сунули в горящий хворост несколько метровых веток. А в тот момент они вытаскивали их из огня, чтобы обугленной корой начернить себе ладони.

— Странный обычай.

— Гадость это, — поправляет Бруно. — Сначала они посидели тихо, с невинным видом, как бандиты, которые собираются сделать налет. А потом вдруг как все вскочат да как бросятся на девок.

— Да? Это здорово.

— Ничего здорового. Девчонки с визгом кинулись в непроглядную темь. На некоторое время все затихло. А когда девки вернулись, они были все перемазаны сажей. И лица и прочие места.

— Стой! Откуда же ты знаешь про прочие места?

— Да это все знают, — говорит Бруно. — Знают, и все.

Не объяснять же ему, что он тоже был когда-то молодым. Ведь это и так ясно.

— Ладно, — говорим мы. — Значит, гадости. Но ведь крошку Ильзу не тронули.

— Не тронули, — ответил Бруно. — Не замарали. Ваурих девку от себя не отпустил, всех от нее отгонял. Собственной персоной доставил дочку прямо к постели в ее комнату на чердаке. Вон, видите, окно на крыше. Потом он — это было уже ближе к одиннадцати — постоял здесь, засунув руки в карманы, выгнув спину. И если бы кто рядом оказался, он похлопал бы его по плечу: «Древние обычаи, мой милый, обычаи предков. Все-таки есть в них что-то!» Но рядом никого не было.

— А этот самый Понго и маленький Хампель?

— Понго не пришел. Не явился. Он был известный соня. Здоровый как бык, а засыпал прямо на ходу. Тогда такие вещи случались.

— Значит, один маленький Хампель?

— Да, он самый. Но его Ваурих не похлопал бы по плечу. Пришлого-то беженца. Он служил у вдовы Наконц.

— Крестьянин, и служил? — говорим мы задумчиво.

— По обычаям предков, — отвечал Бруно. — К ней его определил Ваурих.

— Но ведь он дал маленькому Хампелю дорогую сигарету.

— Вот, вот. Ваурих не скупился, когда нужно было показать окружающим разницу в положении. Один дает широким жестом, другой принимает милостивый дар. Кстати, который час?

— Полночь скоро.

— Ровно без четверти двенадцать, — говорит Бруно, глядя на свои карманные часы. — В это время Ваурих уже дрых сном праведника. А маленький Хампель стоял на посту. Сначала он ходил взад-вперед — надеялся, что Понго все-таки придет, — наконец замерз и заполз в нору.

— В нору?

Бруно подводит нас к самому майскому деревцу.

— Ведь здесь кругом рыхлый песок, — объясняет он. — Надо немного подкопать, а потом утоптать, песок и осядет. Вот тебе и нора готова. Маленький Хампель как раз в ней помещался, ему пришлось только коленки подтянуть.

— Так лежать не очень удобно.

— Удобно, неудобно, — Бруно знает, что говорит. — А от страха-то может еще и не так скрючить.

— От страха?

— У Хампеля было даже два страха, — подтверждает Бруно. — Первый — это чисто звериный. Маленький Хампель был тощий как жердь, рыжий, он вечно мерз. Если бы Ваурих не пристроил его батрачить к вдове Наконц, он бы просто с голоду сдох. Работать ему приходилось с утра до ночи, но он по крайней мере по чужим карманам не лазил. И он еще должен был всем «спасибо» говорить. Бургомистру — это само собой, и вдове, которая его кормила, и всем деревенским, что не выгнали беженца.

— Ясное дело, — говорим мы. — Так и развиваются комплексы.

— Да, — подтвердил Бруно, — впрочем, способности тоже. Маленький Хампель, например, был великолепным подражателем. Он так здорово щелкал зимой соловьем, что девки от возбуждения начинали переминаться с ноги на ногу.

— Крошка Ильза тоже?

— О, она особенно. Да и не диво, ведь чем строже папаша соблюдал ее чистоту, тем сильнее наливалось у нее под кофточкой. Сами понимаете.

Мы понимаем, но подробностей не спрашиваем.

— Во всяком случае, — продолжает Бруно, — когда однажды вечером молодежь толкалась на деревенской площади под наблюдением Вауриха, маленький Хампель засвистел дроздом, да так похоже и с такой призывной страстью, что милая крошка Ильза стала снова и снова требовать: «Еще, маленький Хампель, еще!»

— Но теперь-то она спала.

— Да, — говорит Бруно. — И Ваурих тоже спал. Он мог храпеть со спокойной душой, потому что маленького Хампеля и вовсе нечего было остерегаться. Он послушно сидел в своей норе и мерз. Только изредка, когда луна появлялась, косо поглядывал на чердачное окошко. Он с удовольствием посвистел бы соловьем или на худой конец обычной птахой. Но в такое время года это привлекло бы внимание. Вот он и сидел тихо как мышь, пока не хрустнуло.