Збигнев Домино - Пора по домам, ребята

Появились дети. С ними — новые радости и заботы. Дни бежали один за другим. На первый взгляд ничем не примечательные — и все же каждый был не похож на другой. И была земля. Безбрежные просторы плодородной земли. Что посеял, то и росло, несмотря на короткое сибирское лето. Таманский любил землю! Любил спозаранку выйти в поле. Вдохнуть полной грудью бодрящий утренний воздух, полюбоваться видом полей, меняющих свою окраску в зависимости от времени года, дня или погоды. Перед самой войной он был уже заместителем директора совхоза. Живешь себе, не считаешь ни лет, ни дней, ни часов. Но ведь бывают в твоей жизни не только года, месяцы или дни, но даже доли секунд, которые навсегда остаются в памяти.

О войне Таманский узнал по телефону. Он — с самого утра, злой как сто чертей — звонил как раз на районную базу, так как там почему-то тянули с доставкой запчастей к комбайнам, а тут жатва уже на носу. Вначале он все никак не мог соединиться, а когда наконец услышал голос секретарши директора базы — сразу обругал ее и накричал. И вдруг осекся, как-то ему стало не по себе, потому что девушка на другом конце провода плакала. «Надюша, милая, извини, золотце мое, что нахамил. Раскрыл пасть как варежку. Ты пойми, я же не на тебя. Сама знаешь, что они с этими запчастями вытворяют. Ну, успокойся, Надюша. Приеду в Орехов — шоколадку тебе куплю…» А Надя зарыдала еще громче. «Не до ваших комбайнов сейчас, Виктор Максимович, — война началась! Леньку моего забирают и других ребят… Война, Виктор Максимович, война!..» Этот прерываемый рыданиями голос Нади до конца дней своих не забудет Виктор Таманский, как не забудет он и сцены прощания на пароме. Их провожала вся деревня. Даже старенький «Генерал-вша». Он молча стоял в сторонке. Седенький, сгорбленный прожитыми годами, нелегкой своей жизнью, с пустым рукавом… Бабы плакали, громко голосили. Дуся стояла спокойная, сдержанная. Виктор тоже. Все свои слезы выплакали они в последнюю свою бессонную ночь. Держали Светку за руку. Валерка бегал с ребятишками. А потом паром отчалил от берега…

Сибирские дивизии чуть ли не с марша вступили в бой. Немецкие армии стояли у ворот столицы. «Велика Россия, но отступать некуда. За нами Москва». За месяц непрерывных боев от взвода младшего лейтенанта Виктора Таманского осталось с десяток бойцов. Так было почти в каждом взводе, отделении. А пополнение не подходило.

Таманский жил в непрерывных боях. Война втянула его в свой ритм. Шла жизнь в совершенно ином измерении. И он, не успев осознать, что такое война, активно участвовал в ней. И сразу же, в первом бою, понял, что война — это такая же тяжелая работа, как и любая другая. И разница заключалась лишь в том, что здесь действительно «работаешь» ради жизни. И как в любой работе — не только для себя. На войне переоцениваются все ценности: страх, сила воли, достоинство, солидарность, чувство товарищества, патриотизм, героизм, трусость. На войне фальшивую монету сразу отличишь от настоящей. На войне человек не может быть не самим собой. Воюешь час, день, месяц, год, годы… Как долго солдат может выстоять? Оказывается, человек многое может выдержать. И должен это сделать.

Москва, Курск, Сталинград. Километры, сотни, тысячи километров. Окопы, окопы — вырытые солдатскими саперными лопатками на поле боя. Пот, страх, смерть и кровь. Иногда письмо из дому. Волнующая, радостная минута. И тоска, тоска. А вокруг другой мир. Там другие измерения. Первое ранение сразу же в начале войны, под Москвой. Госпиталь. Через два месяца — Курск. Командование ротой уже не в родной, сибирской, а в обычной стрелковой дивизии. Но бойцы везде одни и те же. Повсюду такое же военное небо над головой и военная земля под ногами. Жалко, очень жалко было Таманскому людей, самого себя, но и землю он тоже жалел. Она гибла, умирала от войны. Воронки от бомб, многокилометровые зигзаги окопов, колеи от танков, заграждения из колючей проволоки, груды искореженного металла. Мины и огонь. На берегу Волги, под Сталинградом, — в безбрежной степи — настигла Таманского, уже старшего лейтенанта, вторая пуля, а точнее, осколок бомбы. Он попал в бедро, задел кость. Снова госпиталь. На этот раз он пролежал дольше. Едва не остался без ноги. Но все обошлось: сильный организм и искусный хирург сделали свое. Вскоре разыскало его письмо из дому. Любительская фотография. Дуся с детьми. Как же они выросли! Пишет Валерик:

«Дорогой папа! Я перешел в четвертый класс. Учусь неплохо, хотя мама говорит, что мог бы и лучше. А ты там на фронте бей фашистского зверя. Мы здесь собираем для бойцов-фронтовиков разные подарки и сами делаем. Лучше всего получаются шарфы и варежки. Сам я не умею, поэтому вяжет мама, а я только отношу в школу…»