Алан Черчесов - Венок на могилу ветра

Когда вслед им раздались выстрелы, мужчина понял, что они спасены: пули резали лес шагах в трехстах в стороне. Теперь они вряд ли успеют прозреть. Взяв еще круче вбок, он различил впереди долгожданный плеск водопада. Добравшись до него, гадко, до острого спазма в груди, захлебнулся усталостью и, опустив девушку у струистой прохлады, рухнул в каменный желоб с водой, но сделать первый глоток сумел не сразу: прежде надобно было перевести дух.

— Мне больно, — услышал он ее голос. Отыскав ладонями гладкий обод каменной чаши, заставил себя приподняться и усилием воли подползти на карачках к свернувшейся в клубок девушке. Крови на ней не было. Осторожно ощупав ей спину, он убедился, что позвоночник тоже невредим, и тяжело уселся с ней рядом, прислонившись к мокрым ступеням водопада. Закрыл глаза и подумал: «Ей больно от страха. Это не страшно. Страх не бывает страшен по-настоящему, если он не сбывается…» На миг ему сделалось хорошо, словно он заснул и уплыл во сне в мягкий душистый свет, но, дрогнув нутром, он сам же все и испортил. Снова поглядел на девушку и увидел, как она впилась зубами в свой стиснутый кулак. Лишь теперь он понял, что это не страх.

От боли она не могла говорить, а он беспомощно блуждал руками над ее телом, пытаясь распознать причину страданий, исказивших ее лицо настолько, что памяти о нем самом в лице ее уже и не было. Ноздри широко раздувались и, казалось, делали невозможное, чтобы ее спасти, но, суетливо поливая ей лоб и грудь водой, он чувствовал, что надежда в нем, подобно сполоснутым луной бороздкам бесполезных капель на бледной ее коже, иссякает с каждой минутой. Он знал, что плачет, но это не имело никакого значения, потому что ничего в этом мире не имело значения, когда она умирала у него на глазах.

А потом она стихла и умерла, и где-то под сердцем у него порвался холодный пузырь. Время перестало жарко дышать и поползло толстым зверем в ночь, оставив после себя лишь слепое пятнышко света высыхать у девушки на плечах да прелый запах окончательной пустоты. Поднявшись с колен, мужчина поглядел на небо, на полудохлую луну, на бестолковость мелких звезд в ее окружье, забыл о них и попытался думать, но вместо мыслей или слов набрел только на черное молчанье воздуха, лепившего вслед за каждым его движением гулкую стылость звуков. Потоптавшись увальнем в вечности, Алан сморгнул с ресниц ее туман, подошел к водопаду и, как на плаху, опустил под карающий плеск свою голову. Почти оглохнув от студа, отпрянул от воды и, смахнув ее пленку, встретился взглядом с девушкой.

— Все прошло, — сказала она. — Так со мной уж бывало. Знаешь, стиснет железным кольцом — хуже цепи… Боль такая, будто я оступилась и упала глазами в огонь, а потом свет померкнет, и не можешь вздохнуть. А после — внезапно так, когда тебя уже почти и не осталось, — разом простор и легко…

Он помог ей сесть и теперь держал ее обеими руками за локти, словно боясь опять упустить. В лицо ее медленно возвращалась кровь. Глаза были такие большие, что под их взглядом он делался меньше на все свое мужество.

— Я дам тебе попить и разожгу костер, — вымолвил он, плотно запахнув ее в одежды и уложив младенцем в бурку. — Не спи.

— Взметнулась над головой, как серая тень. Кругом черным-черно, и вдруг — громадная серая кошка… Упав, она клацнула пастью. Это было так громко… Громче выстрела. Ты не поверишь, но я подумала в тот миг, что виновата… Перед тобой и перед ней. Я бежала так быстро, что ничего не помню. Будто выпрыгнула в беге из самой себя. А потом нашла тебя и перестала слышать. Глупо, да?..

— Ты вся дрожишь. Я разведу костер.

— Тогда они найдут нас, и тебе придется убивать. Костер ни к чему. Я скоро согреюсь. Зато теперь у нас есть порох и хлеб…

Мужчина спрятал взгляд себе под ноги, и она поняла, вцепилась ему в запястье:

— Мы все потеряли? Скажи! Где наш хурджин?.. Ты его уронил?

— Мы найдем его завтра. Если, конечно, повезет, а нам повезет. Нам ведь всегда везло, верно?

У девушки дрогнул подбородок и закрылись глаза. Плакала она без слез, одними плечами. Он гладил ей руки и ждал.

— Ты прав, — сказала она наконец. — Нам везло. Только это — раньше. Отныне будет труднее.

— Ты о холодах? Ну да, конечно. Нужно как-то перезимовать. Я что-нибудь придумаю. Да ведь зима ничего не меняет. Еще есть время выбрать место и осесть. Зиму мы как-нибудь переживем, если ты о ней…

— Нет, — сказала девушка. — Ты знаешь, о чем я. Теперь их мир настиг нас. Он нас видит. Мы утеряли прозрачность… Ты разве еще не понял?