Ольга Бондарева - Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

Супруг воодушевился с первой же секунды, когда щенок начал неистово расцеловывать его. Так темпераментно нас целовала только Анфиса. Муж не мог отвести глаз от новоявленной Анфисы. Вглядываясь в них, супруг сказал, что из телесной оболочки щенка смотрит взрослая, умудренная жизненным опытом борзая, и борзая эта — не внешне, но внутренне — похожа на Анфису.

На протяжении ближайших десяти месяцев Анфиса методично доказывала, что она — та самая, которая пришла.

Первые полгода меня посещала назойливая мысль: «На самом ли деле сбылась моя „возмутительная“ мечта, или невероятное сходство ушедшей и пришедшей борзой вызвано случайным совпадением, игрой природы, моим воображением?» И каждый раз голос внутри меня отвечал: «Это я. Я с тобой». Голос исходил из сладостно сжимающегося сердца и принадлежал Анфисе. Я помнила его из своих снов, в которых умершая девочка разговаривала со мной.

В день приезда, когда все домашние немного успокоились, я вынесла Анфису из зала и, не спуская с рук, дала понюхать каждому кобелю. Первым с ней повстречался Наян. Завидев восседающего на кровати Наяна, Анфиса принялась вырываться из моих рук, чтобы поскорей оказаться рядом с кобелем. Она весело тявкала и рассекала лапкой воздух, пытаясь дотянуться до Наяна. Великая надежда, промелькнувшая поначалу в кобелиных глазах, быстро улетучилась, на смену ей пришла отчужденность, и Наян отодвинулся подальше, в угол кровати, вопросительно глядя на меня. Наян ждал пояснений, кто перед ним и где же его обещанная сестра — красивая и женственная, рослая и сильная Анфиса? Он мучительно ждал ответа, но я предпочла промолчать и предоставила ему самому со временем во всем разобраться. Разочарованный и несказанно огорченный, Наян надолго загрустил. Он не признал свою Анфису. Добавим — сразу не признал.

Другое дело Сармат. Тот помнил, из каких крохотных, умещающихся на ладони существ вырастают борзые. Наян и Анфиса родились и росли у него на виду. Сармат отнесся к щенку с едва сдерживаемым трепетом: он весь подрагивал, полизывая мордочку Анфисы, а его красивые глаза горели огнем счастья.

Следующие четыре дня Анфиса проживала в зале. За это время она окончательно распоясалась. Игрушек для развлечений ей стало недостаточно, и она обратила свой ловчий щенячий азарт на меня, маму и сына. Нас выслеживала, ловила и всерьез грызла злющая борзая «мелочь». Она обитала в пространстве под диваном, которое избрала своим логовом. Хотелось извлечь оттуда злодейку и заняться ее воспитанием, но достаточно было заглянуть под диван, и желание засовывать туда руки моментально улетучивалось. В сумраке тени горели два неприветливых зеленых огонька и белел свирепый оскал молочных зубов. Раздавались гортанные хрипы, характерные для лютого зверя. Сам зверь, заприметив людей, делал в их направлении угрожающие рывки туловищем.

Я пребывала в шоке: куда подевалась моя душенька, кого я привезла?! Однако умница-сынок напомнил, что Анфиса и в былые времена своего детства не отличалась от себя нынешней, но тогда она тренировала мышцы и охотничью злобу на Наяне, который терпеливо сносил пытки. Теперь Анфиса вымещала свой темперамент на нас — больше было не на ком.

Уже на второй день пребывания под отчим кровом Анфиса стала интересоваться дверью, отделявшей зал от остальной части квартиры. Она норовила выскочить из зала, но немедленно водворялась обратно. Анфиса расстраивалась: громко скулила и царапала дверь.

На исходе четвертых суток Анфиса уже изо всех сил ломилась в закрытую дверь. Она с разгона ударяла плечом в низ двери, и у меня, находившейся в кухне, создавалось ощущение, что из зала вырывается слон. Новая деревянная дверь панически дребезжала на прочных стальных петлях, и ее ужасающее громыхание разносилось по всему десятиэтажному дому.

Мое терпение лопнуло. Щенячья вязкость меня достала, и я открыла дверь зала настежь. Первым делом Анфиса рванулась в сторону комнат, где обитали кобели, но я поймала девочку и показала клеенку у входной двери квартиры, на которой были расстелены газеты. Анфиса обнюхала клеенку, входную дверь и понимающе тряхнула головой — дескать, место своего туалета запомнила.

Более она не мешкала. От входной двери Анфиса пулей ринулась обследовать комнаты и их содержимое, а я устремилась ее сопровождать. Первым «содержимым» был остолбеневший Сармат. Заприметив кобеля, Анфиса выпучила глаза и кинулась ему на шею, обхватив ее передними лапками. Язык щенка прошелся по застигнутой врасплох кобелиной морде, и Анфиса в эту морду залаяла: «Здравствуй, папочка!» У Сармата подкосились ноги, он бухнулся задом об пол и расплылся в глупой улыбке. Пасть кобеля задрожала, словно он беззвучно произносил: «Доченька! У меня опять доченька! Я — отец!»