Яна Жемойтелите - Смотри - прилетели ласточки [litres]

И только иногда над головой – если собаки не сидели в вольере, а стояли в карауле, охраняя границы своего собачьего острова, – открывался опрокинутый мир, утыканный яркими точками звезд. Наверное, там, наверху, точно так же под вечер включали огни на блокпостах и возле каждого огонька дежурило по такому же счастливому псу. Поэтому, если смотреть в небо, собакам на постах становилось не так одиноко.

Чернышку нашел Золотарь во время обычного обхода по периметру. Ему просто стало интересно, где же несколько дней подряд может прятаться собака. Контрольная полоса сильно заросла высокой травой, кое-где пробился кустарник, в котором можно было затаиться. Но почему собака не прибегала на зов кинолога, который носит еду? Собак кормили один раз в день, сразу после полудня. Золотарь заглянул в собачью будку, прочесал кусты, карабкавшиеся на проволочное ограждение. К нему подбежал ротвейлер Ульс, карауливший контрольную полосу в паре с Чернышкой. Коротко булькнув в нос, Ульс позвал Коляна за собой, в самый конец участка, где под забором, вытянув лапы, лежала Чернышка. Коляну хотелось верить, что она просто спит, поэтому он несколько раз окликнул собаку, потом, уже осознав, что все кончено, все-таки потрепал ее по морде в слабой надежде, что собака еще очнется. Однако труп окоченел. Плохо соображая, что же нужно делать, Колян бросил ведро в вольере и побежал за Сан Санычем, потому что тело собаки было довольно тяжелым, в одиночку он бы не принес его в питомник.

Так происшествие в общих чертах пересказали Лешке, когда тот заступил на смену. К тому времени тело бедной Чернышки уже отправили в ветлечебницу для выяснения причины смерти. До тех пор питомник полагалось закрыть на карантин. Собаки остались в вольерах, а начальник охраны собрал всех работников питомника на совещание в главный корпус. Помимо дяди Саши, Коляна и Лешки, на завод вызвали Диану Рафаэлевну– Лешка прежде видел ее только мельком – и еще одного парня, которого все звали Кизил. Кажется, это была его фамилия. Говорили, что он вроде приходится племянником начальнику охраны и что школу окончил со справкой – понятно, дядя пристроил. Кизил носил высокие ботинки и черную форму, которая вообще-то в питомнике была бесполезна, если работать с собаками на совесть: к концу дня от нее точно мало бы что осталось, потому что собаки все время лезли обниматься. К Лешке, по крайней мере. После смены одежду всякий раз приходилось стирать… Лешке вовсе не хотелось думать о черных штанах и куртке Кизила, – ему было очень жаль погибшей Чернышки, – и все-таки он не мог не задаваться вопросом, а как же Кизил в этой форме кормит собак. Еще он думал о том, что вот сегодня собаки остались в вольерах. Несколько дней, наверное, их продержат в изоляции. Вдруг Чернышка была больна чумкой или бешенством? Нет, бешенством вряд ли. Откуда у нее бешенство? Ведь Ульс нормально себя ведет. Он-то уж давно бы заболел.

– Будем надеяться, это просто несчастный случай, – начальник охраны с бульдожьими щеками говорил, в общем-то, о том же. Но как-то не так, без сострадания, что ли. Получалось, одной собакой меньше, другой больше… Главное, что есть кем заменить Чернышку. Например, поставить на периметр Вьюгу.

Холодное осеннее солнце пробивало пыльные окна административного корпуса. Кабинет, в котором проходило заседание, был выкрашен ярко-желтым и напоминал школьный класс, вдобавок над столом начальника охраны висел портрет президента. Все это вкупе производило странное, не вяжущееся с событием, почти торжественное впечатление. У Лешки на языке так и вертелся вопрос: а что, разве ничего особенного не случилось? И никто не собирается расследовать гибель Чернышки? Неужели все рассуждают, как и этот начальник, и никому не жалко собаки, которая умерла на посту? Она ведь служила людям, выполняла свой долг, невзирая на дождь и ветер… Однако он знал, что никогда не решится так прямо спросить, по крайней мере в присутствии начальника охраны.

Зато дядя Саша сказал без обиняков:

– Я уже писал докладную записку о том, что собаки странно себя ведут. Их либо закидывают камнями через забор, либо кто-то из заводских их постоянно бьет.

– Подозреваемые есть? – буркнул начальник охраны.

– Абдуллаева я подозреваю, – неожиданно выдал дядя Саша. – Того узбека, который на мазутном хозяйстве дежурит. Как раз была его смена.

Повисла пауза, показавшаяся еще более тягучей от холодного, ленивого света осеннего солнца, пробивавшего окна желтого кабинета. И все, кто находился в комнате, молча переглянулись, может быть, внутренне согласившись с дядей Сашей. А тот меж тем продолжил: