Елена Долгопят - Чужая жизнь

Я выбралась на другой берег, довольно крутой. Тропинка возродилась. За поворотом появилась дача. Точнее, дом. За огромной каменной стеной.

Я обошла вокруг. Заметила несколько камер наблюдения. Увидела железные ворота. Позвонила в звонок. Никто не отозвался.

От ворот тянулась вычищенная от снега, выскобленная бетонка.

Я встала у ближней сосны, сбросила рюкзачок, вынула термос, налила себе дымящегося чая. Стояла, прислонившись к золотому стволу, пила чай, смотрела на железные ворота. За оградой тоже возвышались сосны. Вышло из тумана солнце. Над моей головой точно сам собой просыпался снег. Послышался гул мотора. Я выплеснула остатки чая и накрыла крышкой термос.

Показалась на бетонке машина. «Форд». Полиция. Машина затормозила метрах в пяти от ворот.

Отворилась передняя дверца с пассажирской стороны. Выбрался из машины пожилой дядька в серых полицейских штанах и пятнистой куртке без погон и каких-либо знаков различия. Посмотрел на искрящийся солнечный снег и направился ко мне.

– День добрый. – Провел широкой ладонью по коротко остриженной седой голове.

– Здравствуйте, – ответила я.

– Отличная сегодня погода.

– Шикарная.

– Даже тепло на солнце. Гуляете?

– В общем и целом.

– Остановились передохнуть?

– Чаю выпила.

– Да, чай прекрасно.

– Хотите? – Протянула я ему термос.

– Спасибо, я только что. Едва чаю выпил – звонок: женщина, говорят, какая-то рыскает вокруг дома, проверьте, вот я и проверяю, уж извините. Вот, примите удостоверение, пожалуйста.

Он показал удостоверение. Я наклонилась и прочитала имя его и отчество.

– Очень приятно, Сергей Петрович. А меня Катерина зовут.

– Ну вот, Катерина, вы тут прогуливались, воздухом дышали, чаю выпить остановились, а мне забота вышла – ехать, выяснять.

– Не скажу, что совсем без дела тут стою.

– Вот так здрасьте.

– Я хозяев дожидаюсь. Я и в звонок им звонила.

– Да они вроде как не должны быть сегодня.

– А когда будут?

– А чего мы с вами на морозе тут топчемся, я без шапки выскочил, в кабинете забыл. Солнце-то греет, но ветерок пробирает, а в машине у меня тепло, водитель, небось, и спит уже.

У Сергея Петровича было свойство располагать к себе. Он как будто излучал поле безопасности. Домашне-уютное, бесхитростное. Из этого поля не хотелось уходить.

Мы уселись с ним на заднее сиденье их «Форда». Водитель не спал, читал какую-то маленькую потрепанную книжицу. Полицейский приемник бормотал под сурдинку.

– Сегодня точно не приедут, – сообщил Сергей Петрович, – напрасно бы прождали. Вы бы им по мобильному позвонили, справились, когда будут. Уговорились бы.

– Да как же я могу? Я ни телефона их не знаю, ни вообще. Я так, наугад.

И я объяснила ему про мою старуху.

– Мало ли, вдруг люди ее видели. Из окна, к примеру.

Выслушал он меня внимательно.

– В этом доме видеть ее никак не могли, они в отъезде вторую неделю.

– А камеры слежения? Они тут по всему периметру. Вдруг проходила старуха мимо.

– Можно взглянуть, отчего же нет. Вы мне скажите поточнее время, когда она из той машины выскочила. Плюс когда ее малец из автобуса видел.

Он вынул из внутреннего кармана куртки коротенький карандашик и пухлый блокнот, потертый, грязноватый, чудом еще не развалившийся. Нашел где-то там свободный уголок и записал. Когда он писал, то оттопыривал по-детски нижнюю губу.

Водитель вдруг хмыкнул. Чему-то из своей книжки.

– Сейчас подумала, – сообразила я. – Когда старуха пропала, то есть 29 декабря, не было ли у нас, в нашем районе, еще какого-либо происшествия?

– Ох, голубушка, происшествия у нас каждый божий день. – Сергей Петрович щелкнул пальцем по своему пухлому блокноту и улыбнулся. – Ни дня без строчки. То побьют, то подожгут, то дверь взломают, то машину угонят.

– Это не то. Я имею ввиду что-то не совсем ординарное. Не знаю.

Сергей Петрович открыл блокнот и начал его перелистывать. Когда он писал, то оттопыривал нижнюю губу, а когда читал – поднимал брови. И казалось, что он читает свои записи с недоумением.

Бормотало полицейское радио. Водитель хмыкал в свою книжицу.

– Двадцать девятое декабря. Двадцать девятое де. За два дня. До нового. До нового, две тыщи три. Две тыщи три. Надцатого. В двадцать тридцать поступил сигнал. Так. Найден труп молодого человека. Николая Ивановича Кудрявцева. 1994 года рождения. Ай-ай-ай, какой молодой. Найден в тамбуре. В какой вы электричке ехали? Так-так. А в каком вагоне? Еще лучше. Ваша электричка и ваш вагон. Второй тамбур по ходу поезда. В двадцать тридцать, уже на конечной, обнаружен пассажирами труп молодого человека. В красной куртке и синих джинсах, в кроссовках фирмы «Найк». Блондин. Стрижка короткая. Не помните такого?