Дитер Нолль - Киппенберг

Сказав это, Харра резко повернулся и пошел назад к машинному залу.

Я медленно поднимался по лестнице.

— Да, нелегко тебе, Киппенберг, — пел над моим ухом Кортнер, теперь уже дружеским и сердечным голосом. — Странные у некоторых твоих сотрудников представления о том, как должно функционировать научное учреждение! — и через три ступеньки: — Все-таки иногда заметно, что Харра, — кашляющий смешок, — немного чудаковат.

У себя в кабинете я предложил Кортнеру сесть, а сам остался стоять, прислонившись к столу. Я снова набрал свой номер, долго слушал гудки — никто не отвечал. Сгущались сумерки, Кортнер сидел передо мною очень сейчас уверенный в себе. И у Ланквица тоже никто не отвечал. Шарлотта вернулась, а я никак не могу ее поймать — это меня все больше угнетало.

— Ты хотел мне что-то сказать, — прервал я молчание.

— Профессор Ланквиц, — начал Кортнер, — поручил мне переговорить с тобой — задача, прямо скажем, неблагодарная. Но что значит неблагодарная? Сам знаешь ведь: работаешь, работаешь в поте лица, а где она, благодарность?

— Ближе к делу! — сказал я.

— Приказ, — сказал после паузы Кортнер, — который сегодня был разослан во все отделы, касается официально утвержденного действующего плана нашей исследовательской работы, а план, как ты понимаешь, не может являться предметом дискуссии, его нужно выполнять — это высший закон социалистической демократии. Поэтому господин профессор ожидает, что его приказ будет воспринят как обязательный и окончательный. Он настоятельно просит, чтобы ты сам уладил этот вопрос с твоими сотрудниками и с Босковом. Кстати, здоровье господина профессору оставляет желать лучшего, и всякие ненужные волнения должны быть совершенно исключены. Поэтому поговорить с тобой поручили мне.

— Что вы сделали с разработкой Харры? — спросил я.

— Мы, — подчеркнул Кортнер и помолчал немного, — господин профессор и я, естественно, не стали прятать в сейф это ценное научное открытие, сделанное в нашем институте. Мы прямо передали его в государственный совет Германской Демократической Республики для как можно более быстрого внедрения!

Его слова показались мне совершенно невероятными, возникло такое чувство, словно я сплю. Мир буквально перевернулся с ног на голову. Как видно, симметрия, ему присущая, позволяла все обратить в свою противоположность.

Это было какое-то безумие: нити, связывающие меня с действительностью, переплелись, все перемешалось. На секунду мне почудилось, что вместо Киппенберга с Кортнером разговаривает какой-то другой человек, мой антипод, И все, что я потом говорил, преследовало лишь одну цель: выяснить, у кого из нас раздвоение личности, у Кортнера, у меня или у нас обоих.

— И ты думаешь, что с помощью этого трюка сумеешь потопить все дело? — спросил я.

— Никакого трюка нет, все было сделано совершенно корректно, — возразил Кортнер.

— И ты думаешь, — продолжал я, — что достаточно силен, чтобы тягаться с Босковом?

— Каждый в институте знает, — сказал Кортнер, — что ты имеешь неограниченное влияние на доктора Боскова, и господин профессор ждет от тебя, что ты используешь это влияние без всяких оговорок.

— И не подумаю, — ответил я.

Тут Кортнер улыбнулся, наконец-то к нему вернулась его сердечная улыбочка!

— Ты ведь не дурак, Киппенберг! Я уверен, что ты передумаешь. Сам говорил, память у тебя в порядке. А Босков, если ему станет известна эта история, вряд ли сочтет, что у тебя во всем такой же порядок, как с памятью. Это совершенно ясно. У Боскова, конечно, возникнет куча вопросов, но ты ведь сумеешь найти разумные ответы! Я бы ведь тоже нашел разумный ответ, если бы твоя жена захотела узнать от меня насчет той отвратительной сплетни, которая ходит о тебе по институту! — Кортнер поднялся и направился к двери. — Я уверен, — заключил он, — что ты будешь действовать разумно и осмотрительно. Все мы живем компромиссами, иначе и быть не может. — И он покинул мой кабинет.

Оставшись один, я сразу же стал набирать свой номер. На этот раз жена была дома.

— Шарлотта! Ради бога, что происходит?

Она ответила со спокойной решительностью:

— Тебе это лучше знать, Иоахим!

— Я сейчас приеду!

Я принялся искать свое пальто в шкафу, но, сообразив, что оставил его в машине, кинулся вниз. Перед тем, как выбежать из института, я еще раз заглянул в машинный зал.

Там на меня сразу же налетели с вопросами:

— Ну что? О чем вы с ним говорили? Что будет дальше? Ты ему все сказал, этому скверному типу…