Дитер Нолль - Киппенберг

Мой ответ ей, видимо, понравился, она одобрительно кивнула. Некоторое время она смотрела мне прямо в глаза. Я выдержал ее взгляд. Она со слабой улыбкой сказала:

— В самом деле, чем это у вас все кончится? Какая-нибудь банальная афера вам не подходит. Я удивляюсь вашему спокойствию, или вы просто наивны!

— Наивен? — повторил я. — Может быть, не знаю, но уже поздно об этом думать. Я вовсе не так спокоен, как кажется.

— Это хорошо! — сказала она. — Потому что, хоть мы с вами не обращаем внимания на институтские сплетни, вы должны знать, что ваша личная жизнь с тех пор, как ваша жена улетела в Москву, стала всех сильно занимать. Теперь она вдруг раньше времени возвращается, и вдобавок в институте уже несколько дней плетется какая-то интрига. Нет ли здесь какой-нибудь связи?

Я снова попытался что-либо понять, но мысли путались, ни на чем не задерживались, наваливалось какое-то отупение.

— Вы это уже видели? — Я протянул фрау Дитрих приказ. — Если это его рук дело, он разобьет себе голову о Боскова.

Она прочитала, вернула мне назад бумажку и стала закуривать. Наконец она произнесла:

— Это действительно пахнет интригой, — и прибавила задумчиво: — Странно, в самом деле странно… Почему он чувствует себя так уверенно?

И тогда я сказал, понимая, что выкинул из своей фразы одно ключевое слово:

— Быть может, он рассчитывает на слабость других?

— Или что противник замешан в какой-то банальной афере? — подхватила она.

— Но аферы-то нет, — я так и не произнес слово, которое вертелось у меня на языке. Стоя уже в дверях, я спросил: — А вы знаете его поговорку: у нас у всех рыльце в пушку?

— При мне он ее никогда не употреблял, — ответила она.

И если во взгляде, которым она меня проводила, и сквозила задумчивость, то теперь это уже не имело значения.

В операторской уже собрались все: Харра, Леман, Мерк, Шнайдер, Хадриан, Вильде и Юнгман. Обычной деловой атмосферы не было и в помине. Обстановка была напряженная, раздавались выкрики, такого прежде никогда не бывало. Но я невозмутимо прошагал к столу, на котором стоял телефон.

— Да где ты пропадаешь, Киппенберг, мы что, должны тебя ждать, пока не превратимся в древности, или прикажешь кристаллизоваться, как фенноскандийские метаморфиты?

— Вот это мне нравится: начальство устраивает себе выходной, а мы должны вкалывать!

— Нам казалось, коллега, что вы могли бы все же немного поторопиться!

Я набрал свой домашний номер, но Шарлотты не было, вероятно, она поехала к отцу. Я позвонил Ланквицу, даже если там кто-то и был, трубку не снимали. То, что мне никак не удавалось поймать Шарлотту, начинало действовать на меня угнетающе. И когда Вильде проревел своим трубным голосом:

— Прошу прощения, но мы хотели бы знать, что означает этот приказ! — я сперва только молча посмотрел на него. Потом попросил всех успокоиться и сказал:

— Это выяснится завтра, когда шеф будет в институте.

— Мне кажется, что в таком случае можно было бы позвонить профессору и домой!

— Я же не идиот, — ответил я спокойно. — Как ты думаешь, кому я только что звонил? — Эта моя фраза, как ни странно, их несколько успокоила. Но тут я добавил: — На самом деле речь может идти лишь о недоразумении.

В ответ раздались возгласы:

— Недоразумение!

— Слушайте! Вы что, шутите? Идите вы с вашим недоразумением!

— Что с тобой происходит, Киппенберг? Недоразумения бывают между шаманами, а не между учеными-естественниками, которые употребляют слова в их точном значении.

Настроение Шнайдера меня мало волновало, еще меньше — очевидное недовольство Харры. Но мои молодые сотрудники с явным одобрением встречали каждую фразу, направленную против меня; чувствовалось, что в них зреет протест. Я воспринял это как вызов.

— Может, вы позволите сообщить вам результаты моей поездки к Папсту? Или господа хотят бросить начатую работу из-за какого-то — я повторяю — недоразумения?

Теперь я снова завладел вниманием группы. Коротко я рассказал о проекте договора с Тюрингией и едва кончил, как затрещал телефон. Несколько рук одновременно потянулись к трубке, но Мерк всех опередил.

— Вычислительный центр института активных веществ слушает!

Шарлотта! — подумал я.

— Понял, он здесь, передаю ему трубку!

Это была Анни. Она почти хрипела:

— Господин доктор Кортнер хочет поговорить с господином доктором Киппенбергом…

— Я занят, — перебил я ее и положил трубку.

Звонить еще раз домой было бессмысленно. Я уселся на стол поближе к телефону и попросил Харру доложить мне о состоянии работ. Он стал подробно рассказывать о проблемах, связанных со стационарностью, непрерывностью процесса, но до меня доходили только отдельные слова — временная зависимость, скорость реакции, спектр, следить за тем, что Харра говорил, я не мог, ибо впал в то же рассеянное состояние, что и днем. Я как будто бежал от своих собственных мыслей. Голос Харры звучал откуда-то издалека. «Альбрехт меня окончательно добил!» — подумал я, и в этот момент зазвонил телефон. Опять Анни, на этот раз официально: