Дитер Нолль - Киппенберг

— Трешке это тоже понимает, — заявил он, — но другие… Ах ты, господи!

— Выкладывай, уж я как-нибудь соображу, что к чему!

— Ученые за деревьями не видят леса, — сказал Трешке. — Где мы запустим модель реактора?

— Понятия не имею! — воскликнул Юнгман. — Может, у Хадриана в том здании пол прорубать?

— Только без паники! — промолвил я и вдруг словно услышал голос фрау Дитрих: без опытных партнеров институту будет трудно справиться!

Снова раздражающе затрещал телефон. Опыт — это еще куда ни шло, у нас просто-напросто не хватало места для реактора, не говоря уже о паропроводных коммуникациях, а мог ли Трешке по существующей электрической и газовой сети обеспечить подвод энергии, которая требовалась для установки, об этом я и вовсе решил пока не спрашивать.

— Да возьмет наконец кто-нибудь трубку, — крикнул я и, обращаясь к Трешке и Юнгману, сказал: — Без паники! Пока до этого дойдет дело, я что-нибудь придумаю.

Однако на ум мне шел только доктор Папст, он обязательно должен был нам помочь, и я окончательно решил отправиться к нему за тридевять земель. Для этого мне нужно было, во-первых, еще сегодня позвонить в Тюрингию и, во-вторых, попросить фрау Дегенхард заказать мне номер в гостинице.

Я посмотрел на фрау Дегенхард. Она подошла к телефону, жестом подозвала меня и с невозмутимым видом передала трубку. Ее взгляд ясно говорил, кто был на том конце провода, и подготовил меня к тому превращению, которое неизбежно совершалось во мне всякий раз, когда я слышал по телефону этот голос. Институтский конференц-зал сейчас представлялся кулисой, люди — статистами, а Киппенберг вдруг очутился в некой выключенной из жизни резервации, которой ничего из происходящего не достигает. И этот оазис вне времени и пространства он воспринимает — не в первый раз за последние дни, — как какой-то неизвестный ни ему, ни окружающим человек; но внезапно что-то происходит, декорации шатаются, статисты ворчат, и трудно сохранить инкогнито.

Ева:

— Мы должны наконец увидеться!

Киппенберг:

— Да, конечно, но сегодня едва ли. Ты где находишься?

Ева:

— На заводе. Мы тут чертили. Мне нужно сейчас подрабатывать.

Как искра, вспыхивает мысль в голове Киппенберга. И запомним: первый толчок, вернувший меня к реальности, исходил от Евы.

— Чертили! — восклицает Киппенберг. — Ну вот, пожалуйста, я же знал!

И он перебирает в памяти, нет ли в этих чертежах чего-нибудь секретного, но ничего такого нет, их можно им заказать.

Ева:

— Что ты знал?

Киппенберг:

— Что везде и всегда отыщется какой-нибудь выход.

Возможно, он говорит теперь чуть громче, потому что к его разговору начинают прислушиваться, но он этого не замечает. Он слышит только Харру, который стоит рядом с Трешке, Юнгманом, Вильде и Босковом и гремит:

— Если мы сядем в лужу с опытным реактором, это будет означать возврат к доисторическим временам, потому что даже алхимики варили волшебный эликсир в гораздо более сложных аппаратах, а сегодня уже в детских садах и школах играют… Да что ты хочешь, Киппенберг, я уже молчу. Ты, самое главное, позаботься о том, чтобы Трешке в соответствии с сетевым графиком Вильде…

Ева:

— Алло, ты меня слушаешь?

— Один вопрос, — говорит Киппенберг, — примерно дюжину листов…

Трешке перебивает:

— Рабочие чертежи с нанесением размеров по ГОСТу 9727!

Киппенберг повторяет за ним и спрашивает:

— До понедельника, успеете?

Короткая пауза, а затем:

— Но только тушью.

Киппенберг:

— Вполне достаточно.

Ева:

— К тому же эта работа падает на выходные, тут придется раскошелиться!

Киппенберг почти сердито:

— Деньги не играют роли!

— Стоп! — Снова врывается реальность в лице Вильде. — Тысячу извинений, — плечи при этом подняты, подбородок прижат к груди, — но это типичный случай! Я, правда, не знаю, с кем вы договариваетесь, но, даже если речь идет о самых незначительных суммах, ни одного пфеннига сверх положенного по тарифу! И только по счету!

— Что? — рычит Харра. — Как? Нет, ты послушай, Киппенберг! Так вот, чтобы наш многоуважаемый коллега Вильде своими не весьма мудрыми речами не сорвал им же составленного графика, позволю себе внести в это дело стопроцентную ясность: все последние годы я питаюсь исключительно дешевой колбасой и пью только водопроводную воду, хожу чуть ли не во власянице и уступаю только одной своей страсти — курению. Это дает мне возможность, — гремит Харра, перекрывая всеобщий смех, — предоставить обедневшему научному учреждению из собственного кармана порядочную сумму для незапланированных выплат. Киппенберг, скажи коллегам, которые собираются нас облагодетельствовать. Я оплачу чертежи, и я на этом настаиваю!