Дитер Нолль - Киппенберг

Пусть Вильде и Харра рвут друг друга на части, пусть Босков в конце концов положит конец их ссоре: все это снова разыгрывается за пределами резервации, где речь теперь идет совершенно о других вещах, и очень важных. Правда, Киппенберг найдет пути и средства еще один, последний раз избежать неизбежного, но, поскольку сейчас он не может ничего предвидеть, для него это все-таки решение.

Еве уже сегодня нужны чертежи. Самое позднее завтра. Ну ладно, хорошо, завтра. Но завтра Киппенберг едет в Тюрингию.

Ева:

— Я с тобой.

Минутное колебание, наполовину зашифрованный диалог, потому что окружающие прислушиваются к словам Киппенберга, но, наверное, только фрау Дегенхард догадывается, что в нем происходит.

Ева говорит:

— Да перестань, ты ведь тоже этого хочешь.

Ничего с ним не происходит. Киппенберг только задает себе вопрос и совершенно трезво его продумывает: плывет ли он и о течению или он и вправду этого хочет.

Но если он этого хочет, если для него это серьезно, нет причины притворяться перед ней и перед самим собой.

— Действительно, — говорит он, — ты права.

И теперь нужно только в нескольких словах условиться на завтра: время и место встречи и как организовать с чертежами. Киппенберг кладет трубку и возвращается к реальности.

Уходя последним из конференц-зала, я взглянул на часы. Было половина пятого. Из старого здания, как водится, уже кое-кто просачивался на волю. Дверь в машинный зал была открыта, и оттуда доносился громкий спор, даже ссора: все Леман с Мерком! Я зашел к фрау Дегенхард; она перепечатывала то, что ей продиктовал Босков.

— И это занятие для технической ассистентки с квалификацией оператора, — сказал я. — А наша Анни наверняка сейчас балуется кофейком, в котором мы оба больше нуждаемся!

Я уселся за шнайдеровский стол и набрал номер секретариата. Занято. Фрау Дегенхард перестала стучать и закурила сигарету. Вид у нее был измученный. Номер секретариата все еще был занят. Некоторое время я сидел молча напротив фрау Дегенхард. Потом спросил:

— В целом как у нас пошло, по вашему мнению?

— Слишком суматошно, — ответила она. — В результате от вчерашнего воодушевления уже и следа не осталось.

— Если б только это! — сказал я.

— Режиссер беспокоится за свою труппу, — спросила она, — или дело в пьесе?

Я улыбнулся.

— И пьеса хороша, и исполнители тоже, и без суматохи вначале не обойдешься. Сцена слишком мала.

— Что же делают в таких случаях?

— Звонят по телефону и едут в Тюрингию к доброму дядюшке Папсту. — Я опять набрал номер секретариата. Короткие гудки привели меня в ярость. — Ох уж эта Анни! Пьет себе кофе и сплетничает!

Фрау Дегенхард неожиданно рассмеялась.

— Что тут смешного? — спросил я.

— Мне она уже успела выложить эту историю, — ответила фрау Дегенхард.

— Вы даже меня заинтриговали, — сказал я.

— А знаете, почему Ганс-Генрих собирается отрастить себе волосы?

— Ради бога, не томите, я потом отвезу вас домой и переправлю ваших детей к Босковам.

— Ну, ладно, — согласилась она и, пока курила сигарету, поведала мне всю историю.

Итак, Шнайдер — вчера днем, когда мы дожидались его, — либо захотел еще раз получить подтверждение своей неотразимости, либо и вправду пожалел Кортнера, без конца глотающего таблетки. Так или иначе, он решает вернуть домой заблудшую дочь патрона. Старшая дочь Шнайдера учится в той же школе. Шнайдер наудачу едет туда и подстерегает строптивую кортнеровскую девчонку на трамвайной остановке, она, конечно, в окружении одноклассников, здоровается с ним, но послушно сесть в машину, как он это себе, по-видимому, представлял, даже и не думает. Чтобы совсем ее не упустить, ему волей-неволей приходится влезать следом за ними в трамвай и протискиваться к ней в этой толчее. Шнайдер, конечно, не догадывается, что против него составлен заговор, и сразу же становится его жертвой. Кортнеровская дочка, как только он наконец до нее добирается, знакомит его со своими одноклассниками. Тут есть и девочки: ах, боже мой, какие они уже все взрослые и хорошенькие. Наконец-то Шнайдер может продемонстрировать свою великолепную голливудскую улыбку. Забавно в этой истории то, что дочка Кортнера, которая хорошо знает доктора Шнайдера, поскольку он часто бывал в доме ее родителей, обводит его вокруг пальца отнюдь не с помощью голубых и карих глаз своих подруг. Она представляет его как известного химика, специалиста по белкам и проблемам современной генетики. Хитрый ход, ибо ничто так не льстит тщеславию Шнайдера, как признание его научных успехов. Молодым людям накануне выпускных экзаменов кортнеровская дочка рекомендует его как консультанта и напускает на него мальчишку, по-видимому, лучшего знатока биологии во всей школе. Тот засыпает Шнайдера коварными вопросами. Волосы у этого мальчишки особенно длинные.