Дитер Нолль - Киппенберг

— Пышут инициативой и жаждой действий, — сказал я Боскову, — а по-твоему как?

— Да-да, — согласился Босков, — войско рвется в бой.

Он сел в первом ряду, прямо перед небольшим возвышением, где была доска, и большой стол, и телефон на столе возле пюпитра. Фрау Дегенхард подсела к нам, приготовила карандаши и бумагу, потому что на говорильнях обычно вела протокол, причем разработала целую систему ключевых понятий, что давало ей возможность создавать протоколы, которые при непревзойденной краткости содержали, однако, все существенное. Фрау Дегенхард проработала вместе со мной четыре года и в некоторых отношениях узнала меня за это время лучше, чем любой из сотрудников. Мы обходились без многословных объяснений, нам хватало и намеков.

— Пожалуйста, записывайте особенно внимательно все нерешенные вопросы, — попросил я ее, — и разделяйте, смотря по тому, касаются они нас или дядюшки Папста. Я буду вам всякий раз подбрасывать ключевое слово.

Она кивнула. Я окинул взглядом ряды скамей. Харра и Леман еще задерживались в машинном зале, а вот куда запропастился Шнайдер? Фрау Дегенхард позвонила.

— Найти Ганса-Генриха в настоящее время не представляется возможным, — сказала она, снова садясь на свое место, — кстати, к Анни кто-то звонил, искал вас. Кто это был, не знаю.

Я позвонил на коммутатор и попросил все звонки мне переводить на конференц-зал. Потом я взглянул на свои часы и решил подождать академических пятнадцать минут. Немножко расслабиться, пока не начнется разговор. Пятнадцать минут не думать о проблемах.

Босков сказал:

— На всякий пожарный случай давайте записывать каждую конкретную задачу. И сроки — если понадобится, с точностью до одного часа… Словом, что ни отколется, все тщательно фиксировать.

— А из этого мы слепим счет для дядюшки Папста, — сказал я.

— Когда настанет время, — ответил Босков. — Я, признаться, больше думал о документации методологических исследований. Но только не устраивать бумажной войны. Коротко и четко — как телеграмма.

— А кто тебе сделает такую телеграмму?

— Анни нам ее сделает, — отвечал Босков, — на партгруппе она очень недурно протоколирует, хотя и записывает слишком много несущественного. Но здесь-то она не справится с терминологией. Здесь-то ей будет трудновато.

Я сказал фрау Дегенхард:

— Лучше всего подойдете вы. У вас нет желания подсобить нам в ближайшие недели, причем работать придется не за страх, а за совесть, порой и ночь прихватывать?

Учитывая домашние обстоятельства фрау Дегенхард, обратиться к ней с таким предложением можно было только в шутку, но я тем не менее придал своим словам оттенок вызова.

Фрау Дегенхард по привычке рисовала что-то в своем блокноте, а я глядел, как она рисует. Она изобразила точку, точку, запятую, минус и, оторвавшись от своего занятия, удивленно поглядела на меня. Значит, моя интонация от нее не ускользнула.

— Вы будете смеяться, — сказала она и обвела карандашом круг: «вот и вышел человечек», — но мне бы даже доставило удовольствие познакомиться с этой легендарной ночной жизнью у компьютера или в бронированных катакомбах. Вот только просиживать с вами ночи напролет… Уж и не знаю… — Она взглянула на меня. — Ради вас — еще может быть, но ради Ганса-Генриха — ни за что.

Хорошо она выглядит, подумал я, элегантно так, то есть подумал точно то же, что думал утром, когда увидел фрау Дитрих, но сам не заметил этого совпадения. Мне как-то не пристали подобные мысли. Да и вообще я не замечал других женщин, кроме Шарлотты. Я всегда владел своими чувствами. И уж наверняка не становился рабом чувства, которое было бы сильней рассудка и разума. А теперь вот, представьте, я просто забылся, глядя на фрау Дегенхард. Я ведь никогда толком не воспринимал эту женщину. А тут вдруг увидел смешанное выражение нежности и задора в ее голубых глазах, опушенных темными ресницами, свободно рассыпавшиеся, темно-русые волосы. Первый раз в жизни я поглядел с чувственным удовольствием на сидящую передо мной женщину — Дорис Дегенхард, тридцати лет, крепкую, широкобедрую, но в то же время по-спортивному стройную и полную той ненавязчивой прелести, которая не очаровывает с первого взгляда, но и не проходит с первой молодостью. И я спросил себя, как же это получилось, что за столько лет совместной работы я не испытал никакого намека на другие чувства по отношению к этой молодой женщине, кроме искренней симпатии?!

Я созерцал фрау Дегенхард, погруженный в свои мысли, она же и не подумала скрывать, что это ее забавляет. Нарисовав в своем блокноте еще один комплект «точка-точка-запятая», она сказала: