Жужа Д. - Очень страшно и немного стыдно [litres]

– Может быть, жизнь – это способность к самовоспроизводству? – Немка с надеждой уставилась на дантиста.

– Но бесплодный организм не перестает быть живым.

Хельга опять густо покраснела.

– Я думаю, фрау говорит о жизни, а не об отдельном организме. – Подросток не хотел уступать.

– Ну тогда, может быть, жизнь определяется наличием генетической информации?

– Умершее тоже является носителем генетической информации.

– Тогда давайте сначала найдем различие между живым и мертвым. – Радостный тон хозяйки предполагал, что здесь с минуты на минуту они отыщут истину. – Как там нас учили, в школе: смерть – это прекращение биологических и химических процессов.

– Способность умереть как общее свойство всего живого – наиболее точный определитель жизни? А что, интересно! – Дантист азартно потер ладони. – Если принять на веру, что жизнь – это особый процесс, то как отличить ее от других процессов, которые мы не назовем жизнью? Формой?

– Ну вот. Мы опять уткнулись в форму.

Все опять рассмеялись, а Ади постучал вилкой по бокалу.

– Вы забыли про главное отличие.

Все смотрели на него так, словно заговорил глухонемой, демонстрирующий чудесное исцеление.

– Вы забыли про чик-чик-чик. – Немец в воздухе сделал движение двумя пальцами, изображая ножницы. – Вот что еще разъединяет эти две веры.

– Что это за “чик-чик-чик”? – Хельга повернулась к мужу.

Хозяйка смеялась до слез, вытирала их пальцами, подняв вверх редкие брови. Кроме жены, Ади поняли все. Только она не поняла это птичье “чик-чик-чик”.

Ночью у рыжей поднялась температура, и, когда она не вышла к завтраку, к ней заглянула хозяйка. Вся эта простуда из-за бессмысленной прогулки, но какое счастье, что у них есть дантист, какой-никакой, а доктор, и сейчас она его пришлет.

Дантист посмотрел горло, распорядился принести парацетамол, принять, если температура еще подскочит, велел каждый час пить ромашковый чай, полоскать нос и горло раствором соли и пока из постели не вставать. Скоро с термосом кипятка и чаем пришел сын хозяйки. Виновато постоял рядом, составил все на прикроватную тумбочку и ушел. Он же принес ей и обед. Сел рядом, рассказал что-то из детства, перед тем как уйти – извинился. Зашел после ужина – принес плед.

Про то, что случилось в лесу, решили никому не говорить. Вернее, решил он, а она согласилась. Больше они о том не вспоминали. Говорили о многом, ей нравилось его слушать, и, когда через два дня она вышла на завтрак, он виделся ей совсем другим.

Следующей ночью он пришел, сбивчиво говорил что-то про детство, целовал мокрыми губами и убежал, хлопнув дверью. Так началась эта странная связь.

Он приходил каждую ночь, после близости они тихо говорили про оперу, литературу и про то, как странно устроена жизнь. Однажды даже опоздали на завтрак. Кажется, никто не обратил на это внимания.

Приехала еще одна пара из Манчестера – муж, страстный футбольный болельщик, и хохотушка жена. Дантист по обыкновению шутил, потом сообщил всем, что приезжает его дочь. Сын хозяйки посмотрел на рыжеволосую с грустью.

И опять была ночь, он ушел под утро, а она долго не могла заснуть, разглядывала лепную розетку вокруг люстры, размышляя о том, как приятна его детская зависимость и как легко у нее в руках оказались все права на этого юношу.

А через день она увидела их в саду. Милая девушка с глазами дантиста – пожалуй, даже хорошенькая, – сидела на шаткой скамейке, а он стоял рядом и что-то говорил, размахивая руками. Девушка широко улыбалась – на щеках у нее то появлялись, то исчезали ямочки.

Пришлось вернуться в дом – не хотелось заметить в его глазах неловкость или испуг.

За обедом юную пару посадили вместе. Рыжеволосая делала вид, что рада за них, а потом плакала в номере и, стыдясь красных глаз, не пошла на ужин. Попросила, чтобы еду принесли в номер, ждала, что он придет позже и у них будет возможность поговорить. Он объяснит ей, что, ухаживая за юной барышней, он лишь отводит внимание любопытных от них самих. А потом они просто поболтают. Мило, весело и ни о чем. Она причесалась, переоделась в любимую блузку, даже решила хвалить дочку дантиста и подтвердить, что они великолепно смотрятся вместе и могут составить чудесную пару. Рассуждать об этом она будет легко и всячески его поощрять. Ужин с кухни принесла старшая горничная; переставляя тарелки с тележки на стол, рассказала, что хозяйского сына и свою дочь дантист увез ужинать в город.