— Боюсь, что я не способен на подобные компромиссы, — произнес Миклош. — Я не поеду в Мохач.
— Тогда против тебя будет возбуждено дисциплинарное дело, товарищ Зала.
— Как угодно. А я буду разоблачать мошенников.
— Каким образом? Черт тебя подери! Думаешь, кто-нибудь сознается, что он жульничает?
— Имре, ты же сам сказал, что заявил об этих делах в обком. И отправил туда мою докладную.
— Ну, правильно. Я решил тебя поддержать.
— А теперь передумал? Потому что я, безнравственный сатир, изнасиловал несовершеннолетнюю девушку, а для таких поступков нет оправдания?
— Товарищ Зала, ты очень изменился с тех пор, как мы с тобой познакомились. — На сухощавом лице Маклари выступил слабый румянец. — У тебя еще хватает совести иронизировать. Как я жалею, что поддерживал тебя!
— Вы что, в самом деле верите этой несчастной девушке? А где доказательства, что все было именно так, как она говорит? Не слишком ли рано вы меня пригвоздили к позорному столбу? Как бы вам не пришлось потом пожалеть об этом! Ну, на тебя, товарищ Маклари, я не удивляюсь. В конце концов, у нас с тобой шапочное знакомство. Но ты-то, Имре, ты же хорошо меня знаешь!
— Потому и поверил Анико. Я знаю, каким ты становишься, когда напьешься.
— Имре, я в тот день вообще не пил. И не надо морочить мне голову. Скажи лучше честно: ведь тебе выгодно поверить в эту ложь, верно? Таким образом ты сможешь успокоить свою совесть, объяснив и себе, и другим, почему ты так снисходительно относишься к мошенникам.
— Интересная мысль, — вызывающе произнес Имре. — Продолжай.
— Если бы ты встал на мою сторону, тебе пришлось бы признать, что под твоим руководством на фабрике уже несколько лет творятся грязные делишки. Фабрике не присвоят звание передового предприятия, а тебе не дадут премию, и возможно, даже вынудят уйти. А ты уже здесь обосновался, начал строиться, обзавелся друзьями, отсюда рассчитываешь пойти на пенсию… Я рад был бы ошибаться. — Он отошел от окна, остановился у кресла. На лице его лежала печать усталости и разочарования. — Знаете, я часто задумывался, почему в наше время не может быть настоящей дружбы. А ее не может быть. Сами видите… Только кумовство, сообщничество, деловые отношения. Какая уж тут дружба? — Он махнул рукой. — Можете заводить дисциплинарное дело, заявлять в милицию. Пожалуйста. Но сразу предупреждаю: я буду защищаться. И выведу на чистую воду жуликов, чего бы мне это ни стоило…
Когда он вышел в приемную, Юлия с любопытством спросила, что случилось. Миклош только развел руками и направился к себе. Гизи уже ушла домой, на столе у нее было пусто, даже календарь она убрала. Миклош вошел в свой кабинет, выпил стакан воды. Теперь он пожалел, что у Имре отказался от палинки.
Он сел за письменный стол, раскрыл блокнот и задумался. За спиной Анико явно стоят очень ловкие люди, которые заставили ее плясать под их дудку. Но каким образом им это удалось? Наверно, ее запугали? Или подкупили? А может, чем-нибудь шантажируют? Кто знает! Во всяком случае, Анико в этом деле — ключевая фигура. И у нее совершенно расстроены нервы. Имеются два лжесвидетеля: тетя Ирма и Зоннтаг. От них ничего хорошего ждать не приходится. Сейчас самое главное — доказать, что он не пил третьего числа в «Синем журавле» с Анико. Для этого прежде всего надо найти тех парней, которые ее напоили. По-видимому, это не составит особого труда. Он записал в блокнот: «3 марта. «Синий журавль». Водители фургона. Свидетели, которые видели, с кем пила Анико. Старушка Винцеллер. Лысый пианист. Официант Юсуф — слабый пункт». Последнюю фразу он дважды подчеркнул. Наверно, было бы лучше, если бы дело передали в милицию. Там бы в считанные часы выяснили всю несостоятельность этого обвинения. У него появилось чувство, что дело умышленно не хотят доводить до милиции. Вообще во всем этом ощущался какой-то привкус шантажа.
Вошел Земак. Он был сегодня дежурным. Еще утром они договорились проверить фильтры очистной установки. Земак видел, что его начальник чем-то расстроен, но все же напомнил ему об утренней договоренности. Зала только махнул рукой, затем показал на стул:
— Присядь, Бела.
Молодой человек сел, достал пачку сигарет и, спросив разрешения, закурил.
— Что случилось, шеф?
— Бела, ты помнишь, чем мы занимались вечером третьего марта?
Земак почесал в затылке:
— А какой это был день?
— Пятница.
— Пятница… пятница… Не тогда ли я заехал за вами, чтоб отвезти на фабрику? Ну, точно. В этот день была авария. Трубу закупорило.
Читать дальше