Артур Дарра - Земля дождей

Через какое-то время Ника встала и достала из комода альбомы с фотографиями. Снова расположившись возле меня, она принялась рассказывать об их с Викторией детстве. Почти на всех бумажных отпечатках времени сёстры стояли рядом или держались за руки.

— Мы всегда были вместе, — тихо говорила Ника, перелистывая очередную страницу альбома. — Самые лучшие на свете подружки.

Ника с воодушевлением показала снимок, где десятилетняя Виктория стояла со смешно-надутыми щёками, а сама она, маленькая, сидела рядом на полу и, смотря в камеру, хохотала.

— Вика умела набирать полный рот воды и разговаривать. Её голос в этот момент становился таким забавным, ты бы знал! Я смеялась до слёз. Сколько я ни пыталась повторить так же — никак. Вода сразу же выплёскивалась или я начинала сильно смеяться. Вика так много всего умела…

Ника не замечала, что я уже несколько минут пристально смотрю на её лицо. Она сосредоточенно перелистывала страницу за страницей и всё говорила и говорила.

— Мама всегда любила её больше, чем меня… Радовалась всю жизнь её успехам, ставила всем в пример. Да и ругала она её редко. Не то что меня. А если шли покупать на рынок одежду, то сперва всё покупали Вике. И уже потом, если оставались деньги, подыскивали что-нибудь мне. Но чаще всего — не оставались. — К губам Ники пробилась слабая усмешка. — Поэтому в школу я всегда ходила в затасканном костюме и стёртых сапожках. Надо мной смеялись, зная, что это вещи моей сестры… Эх, как же я мечтала стать Викой. Чтобы мама любила меня так же. Чтобы относилась так же, как к ней. И чтобы все-все относились ко мне, как к ней. Она всегда была такой молодчинкой.

— Слушай… — вдруг захотелось спросить мне. — А где… ваш отец?

— Отец? — ухмыльнулась Ника. — Я бы и сама хотела это знать.

На улице постепенно темнело. После того, как все альбомы были просмотрены, Ника вышла на кухню и прибавила громкость маленького радио. Оно работало в постоянном, почти бесшумном режиме.

…движется циклон. В ближайшие дни ожидаются проливные дожди…

— Ну вот, — сказала Ника, входя обратно в комнату. — Похоже дождь не скоро закончится… А мне ещё в больницу идти. Ладно, возьму зонтик…

Я посмотрел в окно. С внешней стороны стекло покрылось роем капель, медленно сползающих вниз. Где-то раздался гром. Пару раз молния осветила комнату и наши задумчивые лица.

*

Ника вернулась из больницы через час. Она раскрыла мокрый зонт и поставила его сушиться у окна. Снимая плащ, сообщила:

— Если всё будет хорошо, через три дня мама вернётся домой.

Затем ушла на кухню и принялась готовить ужин. Я сел с ней рядом за кухонный стол и стал читать какой-то дешёвый любовный роман, найденный на подоконнике.

Ника отваривала картошку и параллельно нарезала для салата помидоры, огурцы и лук. Затем достала из маленького подпольного погреба запотевшую банку вишнёвого компота и перелила его в стеклянный графин. От аромата и вида готовящейся пищи, я понял, что мой аппетит реабилитируется. Впервые за последние два дня я жуть как хотел есть.

Пока Ника готовила, я углубился в чтение. Моё воображение рисовало банальный сюжет. Книги, подобные этой, наверное, печатаются одной рукой. Одним полушарием мозга. Одной половиной души. Если она, конечно, вообще задействуется. Ибо не о какой проницательности и смысловой нагрузке текста и того, что могло бы лежать под ним, говорить не приходилось.

Он любит её. Она тоже любит его. Но какой-то пустяк встаёт между ними — и всю книгу, почти до самой последней главы, они кружатся, как неприкаенные, вокруг этого пустяка, чтобы в итоге, под трепетные фразы и слёзы, понять, что этот пустяк — всего лишь пустяк. И не стоит из-за него разрушать отношения.

Да уж, пустяк на пустяке… И зачем только тратить силы и время на создание вот этого? Не обязательно быть моралистом и писать многотомные эпопеи, но хоть что-то в тексте должно же быть!

Вообще, было бы хорошо, если бы писатель перед тем, как сесть за чистый белый лист, задумывался о том, что он скажет в случае, если после смерти на небесах Высшие Инстанции спросят его: «Ну, и чем ты отметился в этой жизни, литератор? Как её прожил? Что хорошего написал для своей эпохи и последующих поколений?»

Что должен будет ответить автор вот этой книги? «Да я… как бы… вот… про тех двоих написал. Они кружатся вокруг пустяка… пустяк на пустяке и пустяком погоняет». Это останется отвечать писателям, которые создают такие книжонки-ниочёмки?