Андрей Гуляшки - Новеллы и повести. Том 1

В ряде новелл читатель найдет еще один общий мотив — тревогу за наших детей. Духовный разлад между поколениями в произведениях П. Вежинова или К. Калчева не носит, разумеется, характера непреодолимых противоречий, но серьезное внимание к формам существования молодежи в современном городе, увлечения частью ее не лучшими и не достойными подражания образцами жизни, ее метания, принимающие порой уродливые формы — все эти серьезные комплексы, имеющие и возрастной и временной характер, конечно, волнуют писателей. Хорошо, что и Калчев и Вежинов не ограничиваются привычными для дурной беллетристики указаниями на внешние источники духовной заразы. Они пытаются рассмотреть более существенные причины смятения умов молодежи. В частности, осуждению подвергнуты такие качества родителей, как прямолинейность, душевная негибкость, черствость и аскетизм. Или неумение дать честный ответ на новые запросы действительности. Моральная сторона конфликтов — вот главные точки спора, прямого, как в «Ануше» Э. Манова, где любовь представляется суровым героям препоной «общему благу», а на самом деле оказывается способной поднять человека до высот немыслимого героизма; или не прямого, а подспудного спора-диалога двух родных по крови, но абсолютно чужих друг другу существ, как в новелле П. Вежинова «Человек с тяжелым характером».

Конечно, не все в произведениях наших друзей покажется нам одинаково убедительным. Известная доля романтической условности при несращенности с реалистической тканью мотивов наблюдается в новеллах Д. Фучеджиева, Г. Маркова. Причины, положенные в основание общественного конфликта в повести Б. Райнова, для нашего читателя, возможно, покажутся вчерашним днем истории. Нельзя не отметить также облегченность финала новеллы И. Волена «Иов». Кажется мне, что К. Калчев и Э. Манов более сильные писатели, чем это можно представить по отдельным новеллам, число которых было вынужденно ограничено.

Я ничего не сказал об А. Гуляшки, чья повесть «Случай в Момчилове» советским читателям уже известна. И несколько слов о традиции и новаторстве болгарской новеллистики, о месте ее в мировом литературном процессе. Еще недавно в болгарском литературоведении этот вопрос не поднимался. Дело в том, что мощный процесс национального самосознания, связанный с безусловными успехами социалистической Болгарии во внутренней и внешней областях жизни, подъем ее общественного престижа во всех областях духовного творчества, поставил на обсуждение многие проблемы искусства, в том числе и прямо связанную с его будущим проблему новаторства. Место болгарского искусства в мире, естественно, тоже волнует болгарскую общественность.

Профессор Г. Цанев писал как-то, что психологический реализм, как могучая школа русской литературы, конечно, не мог подавить собственные традиции, потому что метод реализма предполагает выявление подлинного лица жизни, а для болгарских писателей становление реализма совпадало с выявлением национального характера своего искусства. Демократический и реалистический характер болгарской литературы явился прочной базой новаторства. Открытая прогрессивным веяниям Запада и Востока, по-прежнему тесно связанная с процессами развития советской литературы, болгарская проза с середины 50-х годов сделала заметный шаг в сторону новаторства, которое означало теперь углубление реалистических тенденций в направлении к документальности, с одной стороны, и субъективизацию авторской позиции — с другой. Первое направление дало ощущение «материальности», жизни как она есть, без прикрас и иллюзий, а второе — расцвет условных форм, метафоричности и лиризма авторской речи.

Документированная природа прозы открыла перед ней много новых, доселе нетронутых сторон жизни, в свою очередь подтолкнув мысль в сторону большей «объективизации» явлений, широты и непредвзятости суждений о них.

Ясно, что чем глубже и аналитичнее проза, тем больше художественный плацдарм ее обобщений. Лев Толстой писал когда-то, что «чем глубже зачерпнуть, тем общее всем, знакомее и роднее». Болгарская новеллистика становится менее декларативной, более художественной, в лучших проявлениях открывая в самобытности своих поисков общечеловеческое и философское. Болгарский писатель опирается на традиции родной классики, опыт русской литературы, мировые достижения других литератур. Важно ведь не то, откуда приходит та или иная художественная идея, а то, насколько она насущна для собственных потребностей нации, насколько органично ее эстетическое преломление в родной стихии языка и традициях формы.