Андрей Гуляшки - Новеллы и повести. Том 1

— Дай марганец… фосфора хватит… Проба!

Румен сунул длинную ложку в красную пасть печи, с опаской зачерпнул огненную кашу и затем медленно вытащил ложку.

— Осторожнее!.. — ворчал под ухом бай Стефан. — Тихо! Не спеши!.. Вот так! Дай сюда… Спокойнее!.. Так!..

Оперев ложку о свое колено, Румен осторожно лил расплавленный металл на широкую чугунную плиту. В это время бай Стефан уже надвинул синее стекло на глаза, не отрывающиеся от расплавленного металла. Сталь быстро застыла, и старик начал отдирать ее лопатой, которая всегда была у него под рукой.

— Амперы! — крикнул он неожиданно. — Убавь! Слышишь? Амперы!

Над цехом раздался продолжительный вой, а старик и Румен стояли перед открытой печью, тревожно всматриваясь в кипящую огненную массу. Бай Стефан ворчал, обливаясь по́том, раскрасневшийся и перепачканный.

— Если прилипает, значит, стряпня еще не готова, нужно доварить! Гостям нельзя подавать… Опозоримся… Какие же мы повара, если подадим недоваренный суп!. Дайте-ка еще одну пробу, посмотрим, что получилось… Не надо спешить… С этим делом не шутят!.. Отольешь, скажем, колесо, а в нем поры… Катастрофа обеспечена. Жизнь людей в опасности… А кто виноват? Сталевар!.. Плохой повар… Подал недоваренный суп…

Он взял отлитый кусок стали и послал его в лабораторию. Оглядев другой кусок, он сказал:

— Смотри угол слома… Открой глаза… Он недостаточно… Дай еще марганцу!.. Срезы еще с пустотами. Иди в лабораторию, там посмотришь… Да не мешкай там… Живо!..

Кран медленно с тревожным воем приближался к печи. Это были знакомые шумы электричества, огня, стали. Румен вернулся из лаборатории, и старик продолжал учить его тихо, спокойно, словно говоря с самим собой:

— Если температура чересчур высокая, перегорят сифоны, а если низкая — не закрыты хорошо клапаны и может вытечь сталь из бадьи, пока мы ее до форм донесем… Запомни, фосфор — враг стали… Бросай еще известь и коксовую пыль. И немножко шпата — это чтоб шлак разредить. А шлак — как пластырь на рану, положишь его — он и держит… Белый шлак — добрая сталь!.. Дай-ка еще извести!

Старик задыхался.

— По углу слома, — говорил он, — определяется содержание углерода, а по ребру — марганца. По пустотам узнается содержание кремния… Научиться этому — все равно что овладеть душой профессии… Подбрось еще коксовой пыли! Бросай!.. Живее! Душа металла деликатна, как душа человека… Зависит от пропорций… Размешивай теперь! Еще, еще!.. Судьи наши — в токарном! Там с нас снимут стружку.

С лица Румена лил горячий пот, но у него не было времени отереть его. Волосы его прилипли ко лбу.

— Важен первый шаг, — сказал бай Стефан. — Трудно до тех пор, пока не скажут «стоп!». Скажут «стоп», значит, уже все в порядке… Ну, сдается мне, доварили суп… Кран! Кран сюда!..

Старик махал очками крановщице. Снова загрохотал и двинулся огромный ящик, опустил железный крюк над поставленным в яму пустым ковшом. Румен смотрел и удивлялся уверенному спокойствию старика — он был словно регулировщик на центральной площади. Когда лава хлынула из печи и с шипением и клокотаньем наполнила огромную бадью, бай Стефан дал знак крановщице поднять бадью над формами. Ребята отбежали в сторону: Василка ловко направляла кран, а тетя Евдокия стояла у дверей и впервые молчала. Началась отливка. «Дай сюда, пусти влево, держи крепче, отпусти немножко… Осторожнее!» Румен стоял с бай Стефаном, поддерживая длинным прутом бадью, он задыхался в терпком дыму стали, по лицу его текли горячие ручьи, словно в него плеснули водой.

Когда закончилась отливка и огромный пустой ковш был снова поставлен на свое место, старик вздохнул, снял очки и сказал, улыбаясь:

— Вот теперь цирк обеспечен!.. Купаться!.. И — по домам!

Румен нагнулся и, улыбаясь, стал выжимать пот из своей рубашки. Кто-то крикнул за его спиной:

— Вот так-то, лохматый, это тебе не с автомобилем возиться!

Решили собраться перед цирком.

Румен наскоро вымылся и, не дожидаясь, пока высохнут волосы, вскочил на велосипед и полетел домой. Нужно было успеть сообщить Лиляне, чтобы приготовилась как следует. Он придавал большое значение первому впечатлению. Сам не знал почему, но ему было радостно познакомить свою жену с тетей Евдокией. Ее оценка представлялась Румену очень важной.

Въехав во двор, он оставил велосипед под навесом и посвистел несколько раз, глядя на балкон. Дверь была открыта, но никто не показался. Наверно, его не слышат. Он подошел к забору и крикнул несколько раз: «Лили!». Но и на этот раз Лили не отозвалась. Он заглянул в открытое окошко пристройки — комната была пуста. И поскольку была дорога каждая минута, он немедленно пошел к двухэтажному дому и в два прыжка взлетел по каменной лестнице. С тех пор, как он женился на Лиляне, второй или третий раз шел он в этот дом. Не любил он этой полутемной квартиры, в которой всегда стоял особый затхлый запах. Угнетали его большие, старомодные кресла в холле, зеркало в передней, на которое были повешены конская подкова и четырехлистник, вырезанный из дерева. Противны были ему и цветные открытки, изображающие тирольских пастухов и пастушек, невинно собирающих цветы. Всякий раз он старался прийти, когда Мусинского не было дома. И всегда полковник неожиданно возвращался, предупреждающе кашляя в подворотне.