Станислав Стратиев - Время собирать виноград

— Не нужно, не нужно! — дед вскочил как ошпаренный. — Стой тут, и ни с места! Нет, позови моего кучера!

Вскоре оба, дед и кучер, вернулись с тремя тяжелыми чемоданами и затолкали их под кровать в соседней комнате. Отец смотрел на них с таким страдальческим выражением лица, будто они подложили под дом адскую машинку…

С этих пор единственной заботой дела стали чемоданы.

— Может, так оно и лучше, — успокаивал он себя. — Теперь я возьму их с собой.

Он носился с этой мыслью довольно долго, подкрепляя ее множеством наивных аргументов, подобранных со страстью, но едкий дух сомнения проникал в них и разъедал уверенность деда.

— Много ли места надо для трех чемоданов? — Дед пытался сохранить остатки оптимизма. — Грузовики большие, да и на чемоданы сесть можно…

Необходимость охранять чемоданы поставила перед дедом еще более сложные проблемы. Его бросало от полной растерянности к розовым надеждам, и в этой маете он пытался подступиться к отцу, ходил вокруг и около, чтобы заручиться его поддержкой, но ответом ему было ледяное безразличие. Отец безвозвратно погрузился во мрак отчаяния. Истерика, в которую впали окружающие, уже не касалась его, но независимо от его воли она мучила, теснила ему грудь, и помимо своей воли и желания он шел к тому, чтобы совершить свой героический поступок…

По аллее к дому двигались три фигуры, за ними на горизонте горел кроваво-красный закат с золотистым столбом посредине, похожим на фонтан (Мичка сказала, что завтра будет страшная гроза); на фоне кроваво-красного заката фигуры людей выглядели безнадежно черными, обведенными тонким прозрачным огненным сиянием; трое приближались к дому, кроваво-красный закат неподвижно висел за ними, и в неподвижную траву вокруг меня с неподвижных густых ветвей бесшумно падали мушки, оставляя в воздухе еле заметные следы.

Я зарылся с головой в канавку, почувствовал запах пыли и сожженного жарой пырея и, пока на аллее слышен был скрип песка под ногами, не двигался, не шевелился. Усталые, согбенные спины были мне знакомы — поп из ближайшего села Налбантларе, смотритель минеральных ванн господин Славчев и командир поста охраны поручик Чакыров. Они подошли к кустам малины, не спеша миновали беседку, в их позах и движениях была едва уловимая скованность обреченных, они оказались у входа в дом, и на них — на рясу, офицерский мундир и светло-синий штатский костюм — упала мозаичная тень вьюнка.

Мною никто не интересовался, я был оставлен, брошен всеми среди пустоты и безмолвия, передо мной горел безжалостный кроваво-красный закат, предвещавший страшную грозу. У Главных ворот блестел штык, в гостиной, наверно, уже усаживались за стол, а через какое-то время, когда погаснет закат, в сумерках раздастся легкое позвякивание шпор. День прошел как всегда, и так же как всегда наступала ночь, а меня угнетало предчувствие, нет, даже не предчувствие чего-то определенного, а какая-то безысходная слабость, замыкающая круг, не оставляющая даже надежды проникнуть за его пределы, — убийственно, непоправимо прямые аллеи с колючим гравием, пустота и безмолвие…

Я поплелся к дому, надеясь где-то в комнатах найти маму, которая уже летела навстречу позвякивающим в сумерках шпорам, — она умела одним взглядом, легкой беглой улыбкой успокоить меня, возвратить хоть немного сил и уверенности.

Из гостиной слышался шепот, я приоткрыл дверь, и все повернули головы с изумлением и напряженным страхом, а потом снова продолжали нервный тихий разговор, лихорадочно размахивая руками и произнося слова как заклинания; откуда-то сверху на меня обрушился гнев отца, в котором звучали и униженность, и тревожная озабоченность.

— Где тебя носит? Опять розги захотел!

Штык, ружье, закат, пустые аллеи — все это завертелось у меня перед глазами, окружило со всех сторон, в комнате, которая уже не имела границ, стало невозможно дышать. Я зарылся всем существом в мамину юбку и бессильно затих — я хотел исчезнуть, скрыться с глаз долой, но мужчины тут же забыли обо мне. Все пятеро пили ракию не закусывая, без всякого удовольствия опрокидывали рюмки в рот и морщились, потом вздрагивали от головы до пят, будто ракия щекотала их, они тянулись к ней, противились ей и, наверное, долго могли бы пить, не пьянея.

— До чего мы дожили! — сопел дед. — Из-за бездарности наших правителей дошли мы до жизни такой…

— Искупаем их грешки, — слезливо жаловался смотритель минеральных ванн.

— Что нам надлежит делать, вот в чем вопрос, что нам надлежит делать? — непрерывно, как автомат, твердил поручик Чакыров. — Русские идут сюда…