Юрий Козлов - Новый вор

«А сома у тебя нет, — спросил Перелесов, — чтобы высунулся из омута и… правым плавником?»

«Сома нет, — признался Виорель. — В „Цирконии“ будет аквариум, может, тогда».

«Что со щекой? Медведь порвал?»

В предложении Виореля смутно мерцал смысл, но Перелесов пока его до конца не уловил, а потому тянул время. Чем-то всё это напоминало свадьбу карликов в Ледяном дворце при императрице Анне Иоанновне. И ничего, устояла Россия, не просто устояла, а двинулась семимильными шагами в великое будущее. В принципе, я всё понимаю, самокритично подумал Перелесов, но не до конца, какие-то тонкие нюансы мне не даются.

«Считается, что так, — перестал улыбаться Виорель. — Вам врать не буду, вы же не случайно ко мне приехали, посмотрели справочки. Одна сука на зоне пометила, но я, этого в справочках точно нет, его за это кончил!»

Какой милый дрессировщик, подумал Перелесов.

«Занимайся, — бросил на стол конверт. — Благотворительный взнос на развитие русского цирка третьего тысячелетия. Кабанчика… — задумался, — тренируй. Позже решим».

«Кабанчик — первый сорт, — привычно измерил не сказать, чтобы жадным, скорее, равнодушным (мелочь!) взглядом толщину конверта Виорель. — Секач! Морду в экран крупным планом — народ сам на жопу сядет, свят-свят-свят! А если перекрестится копытом — всё, правь вечно, никто хлебало не разинет! Медведь и кабан — основные звери, тотем России. Закроем тему».

«Ты это… не сильно распространяйся», — Перелесову не понравилась политологическая проницательность Виореля. Не оскудела, мрачно подумал он, Россия быстрыми умами.

«Обижаешь, министр, — поправил гусеницей обвивший палец золотой перстень Виорель, — я манёвр знаю, иначе давно бы порвали».

— Ваш дрессировщик сейчас на арене с медведями, — заглянула в кабинет Анна Петровна. — Из этой берлоги его не вытащить. Перезвонит, как только сможет. Представление закончится через двадцать пять минут.

Усевшись за письменный стол, Перелесов открыл папку с резюме и рекомендациями конкурсной комиссии по кандидатам на замещение вакантных государственных должностей в Министерстве развития и благоустройства приграничных территорий. Пролистывая страницы, автоматически поставил плюсы на резюме кандидатов с армянской, татарской и еврейской фамилиями. На менее значимые должности выбрал чеченца и дагестанца, потом, спохватившись, поменял дагестанца на русского.

Перелесов поймал себя на мысли, что давно и незаметно знает ответ на третий после «Что делать?» и «Кто виноват?» вечный русский вопрос: «В чём сила, брат?» Его, Перелесова, как, впрочем, и обобщённого (Большого?) брата , сила была в стопроцентной отъединённое™ от происходящего вокруг, ментальном космическом отрыве от того, что называлось Россией. В том, что он в доступном ему временном континууме творил реальность, презирая и ненавидя исходный материал. Он ощущал себя капсулой (пулей?), встреленной в тело России. Пуля пробивалась к некой (когда отчётливой, а когда ускользающей) цели через сочащееся мясо, волокна нервов, хрустящие позвонки, рыхлый, как болото, мозг. Но в последнее время он всё чаще чувствовал не столько естественное сопротивление плоти (его не было), сколько не поддающуюся законам анатомии динамику внутри обречённого, фантомно распятого между болью и голодом тела. Перелесов не мог дать однозначного определения: предгибельная ли это (по Розанову) агония или нечто иное, чему не может быть линейного объяснения?

Он с ходу отверг тютчевское в Россию можно только верить .

Ни в какую особенную стать он не верил.

Какая ещё стать?

Перелесову вспомнился давний (за много лет до Крыма) разговор с господином Герхардом.

«Когда закончатся нефть, газ и лес, они начнут торговать территориями, — едва слышно (это было незадолго до оздоравливающего визита в Парагвай к индейским шаманам) произнёс господин Герхард, подкатив в инновационном инвалидном кресле к карте России, украшающей стену в его доме в Синтре. — У них не будет другого выхода, потому что они не смогут удерживать и защищать границы. Военная мощь и несменяемая власть воров — вещи несовместные. Верхний вор может захотеть иметь сильную армию, но боковые, нижние и прочие воры не дадут это сделать — продадут, растащат, заболтают, не выполнят. На переходном к продаже территорий этапе их следует поддерживать, давать после каждой уступки послабление, следить за ценами на нефть и алюминий, пускать с деньгами в Европу. Это единственный шанс, — мазнул по карте, как плетью, пляшущей паркинсоновой рукой немец, — решить вопрос с Россией миром. Территории в обмен на продление царской жизни верхушки. Пусть успокаивают себя мыслью, что сдают не кому-то, а себе в новом мире, куда они так стремятся и куда, как им кажется, их пустят. Идеально — растянуть процесс на пару поколений, — начал путать русские и немецкие слова господин Герхард. Ему было трудно долго говорить и ровно, без кашля, дышать. — Но, боюсь, случится блицкриг. Слишком мало времени. Меня списали, моё слово ничего не значит…» — Голова упала на грудь, немец то ли заснул, то ли потерял сознание.