Эрик Нойч - Мир на Востоке

— А в чем дело? — переспросила Ульрика. Последняя фраза Ильзы обидела ее. — Он что, вел себя как-то не так, что-нибудь у вас испачкал, посуду побил? — Когда несправедливо обижали Ахима, она бросалась на его защиту, как тигрица.

— Нет, конечно. Хотя вот один бокал…

— Я вам его оплачу.

— Разве мы не перешли на «ты»?

— Прости.

— При чем тут бокал, совсем не в нем дело, Ульрика…

— А в чем?

Дети остановились перед вольером со львами и, широко раскрыв глаза, смотрели на царя зверей.

— Ты разве не заметила, как Лина Бонк сегодня ночью бросилась на шею твоему мужу? А ты не думала, что между ними когда-то что-то было? Я бы на твоем месте не была бы столь спокойна. И вообще, пожалуйста, не обижайся на меня, но я удивляюсь, как вы можете жить вместе.

Ульрика изо всех сил сжала ручку Юлии.

— Ну это, положим, наше дело, — ответила она. Во рту у нее вдруг сделалось сухо. — У тебя свои представления о браке, а у нас свои.

— Но послушай, Ульрика, Ахим ведь член партии. А ты до сих пор не в партии.

— Я еще не чувствую себя достаточно созревшей для этого, хотя и разделяю его убеждения. Если бы это было не так, мы бы наверняка разошлись. Но я очень благодарна ему за то, что он всегда старался меня понять.

У Ульрики перед глазами все плыло от обиды.

И тут вдруг закричал Роберт. Из любопытства он так сильно перегнулся через перила, что едва не свалился в ров с водой, отделявший их от площадки, где находились львы. Ильза в мгновение она схватила его, опустила на землю и изо всех сил ударила по щеке. Мальчик громко плакал, закрываясь от матери руками.

— Ну погоди! Вот придем домой — все расскажу отцу, он тебе покажет.

— Ильза, — сказала Ульрика, — зачем ты так? Ведь мы сами виноваты — не следили за детьми.

— Но долго вы не сможете быть вместе. — Ильза упрямо гнула свое, никак не отреагировав на замечание Ульрики. — Он марксист, а ты, если разобраться, кто?

Ульрика все крепче сжимала ручку Юлии, словно ища в дочке поддержку. Они зашли в террариум.

— Лина Бонк. Неужели ты ничего не поняла?

Ульрика не хотела больше говорить на эту тему. Каждое ее слово, чувствовала она, будет звучать как самооправдание, а разве она в нем нуждается? Ахим любит ее, только это и имеет значение. И все-таки она хотела пресечь эту глупую болтовню и потому решительно сказала:

— Мне нравится жить с человеком, который не только является отцом моего ребенка, но и духовно развивает меня, всегда внимательно выслушивает, когда у меня есть в этом потребность. Ахим не легковесный человек, он не кричит о своей партийности и идейности на всех углах. И он никогда не будет по отношению ко мне нечестным и бессовестным.

— Откуда в тебе такая уверенность…

— Эту уверенность дает мне наша любовь.

— Прости, это звучит безвкусно.

— Но тем не менее это так и есть. В семье любовь и взаимопонимание важнее всего.

Нет, они с Ильзой так ни до чего и не договорились. Да и дети устали и начали капризничать. Домой они вернулись на трамвае.

Дома Ильза тотчас рассказала Франку о якобы плохом поведении Роберта. Он вел себя, говорила она, просто возмутительно. Кричал, не слушался, хотя она чудом спасла его от падения в ров с водой.

Франк отвел мальчика в соседнюю комнату и выпорол. Ульрике, слышавшей крики Роберта, казалось, что каждый удар достается ей.

Возле дома отдыха стояла уже давно заброшенная водяная мельница. Чуть подальше — два старинных замка. И все, не было даже деревни. О том, чтобы поехать куда-нибудь на экскурсию, и речи быть не могло: автобусы из-за заносов не ходили, а железную дорогу сюда не довели. Тем больше удивилась Ульрика, когда однажды вечером Ахим сказал:

— Вот что, мои дорогие, завтра утром одевайтесь потеплее. Мы отправляемся в путешествие.

Несмотря на их просьбы и приставания, Ахим не раскрыл тайны — куда и на чем они поедут. Первым сюрпризом было то, что во дворе их ждали санки с лошадкой в красной сбруе. Из ноздрей у нее шел пар, она нетерпеливо била копытом и ржала. Возница щелкнул бичом, и бубенцы на сбруе зазвенели. Оказалось, что такое путешествие можно было организовать с помощью дирекции дома отдыха. Сначала они отправились в Балленштадт, где, как Ульрика вдруг вспомнила из школьного курса истории, жил с 1100 по 1170 год Альбрехт по прозвищу Медведь. Удивительно, как на всю жизнь запомнились зазубренные когда-то в детстве ненужные даты. Закутанная в шубу, с Юлией на руках она сидела на заднем сиденье, а Ахим устроился рядом с возницей.