Эрик Нойч - Мир на Востоке

Прочитав эту отповедь, Ханна возмутилась. Люттер выставил ее на всеобщее посмешище, говорила она Функе и своему сыну Ахиму. Если к нам так относятся, так отмахиваются от наших бед, значит, ваш социализм никуда не годится. Тогда уж лучше выбирать СДПГ, которая хотя бы до первой мировой войны нам тут дома строила…

Ее сосед Функе, старый коммунист, очень рассердился на нее за такие слова, целую неделю не здоровался и перестал помогать ей.

— Ты теперь ведь письма пишешь, — ворчал Функе. — Пиши-ка их лучше в Бонн, своим друзьям социал-демократам. Пускай они тебе крышу чинят…

Но Эрих Хёльсфарт, которому Халька рассказала, как рассердилась и обиделась мать Ахима, прекрасно понял ее. Он и сам был возмущен статьей Люттера, где говорилось о нем и о Бухнере и где он, Эрих, изображался чуть ли не святым. Ту газету он сразу же скомкал и швырнул в корзину. Теперь он с нетерпением ждал встречи с Франком, чтобы высказать все, что у него накипело.

Но первым встретил Люттера Ахим. Произошло это на пульте управления — с недавнего времени основные производственные процессы на комбинате были автоматизированы. Ахим вошел в освещенное лампами дневного света помещение и тотчас увидел Франка. Он стоял спиной, и Ахиму показалось, что его лысина за те несколько недель, пока они не виделись, увеличилась еще больше. Держа в руках блокнот и шариковую ручку, он разговаривал с дежурным, который объяснял ему функции различных лампочек на приборном щите. Вероятно, Франк готовил интервью в номер.

Ахим появился на пульте, собственно говоря, с той же целью. Он хотел написать в многотиражке и о тех, кто работает на пульте управления, потому что их труду почему-то уделялось мало внимания и говорилось о них меньше, чем о тех, кто работал у печей, на колошниках и на шихте, хотя именно пульт управления был сейчас мозговым центром комбината.

Ахим подошел к Франку и положил ему руку на плечо.

— Очень хорошо, что я тебя здесь застал.

Тот вздрогнул, коротко кивнул и вновь уткнулся в блокнот.

— Прости, я занят…

— Мне необходимо с тобой поговорить. Иначе ты своими новыми статьями можешь нанести еще больший вред, чем уже нанес.

— Что?

— Давай выйдем отсюда, чтобы не мешать.

Ханс Дорендорф, начальник пульта управления, бросил Ахиму благодарный взгляд. Ахим знал: тем, кто здесь трудится, многие завидуют из-за их «чистой» работы. Сидят в рубашечках и галстуках на вертящихся стульчиках, а мы целый день в грязи, под дождем должны вкалывать — так поговаривали на комбинате, потому что не знали, какой концентрации внимания требует эта работа и какие последствия для всего предприятия может иметь любая осечка.

Они вышли в коридор.

— В чем дело? — спросил Франк. — Только давай покороче. Я должен сегодня сдать статью на первую полосу. Времени нет ни минуты.

— Вот в этом-то и заключается, наверное, твоя ошибка.

Ахим решил сказать Франку все: и что он занимается лакировкой, и что Хёльсфарту оказал медвежью услугу. А уж что касается его матери…

— Послушай, Франк, нельзя так отмахиваться от нужд простых людей.

— Это твое мнение? — Франк улыбнулся. — А может, ты просто завидуешь, что я в последнее время тебя в угол задвинул?

— Ну знаешь! За такие слова и схлопотать недолго! — разозлился Ахим.

— А ты слышал, что говорят о моих статьях товарищи из окружного комитета?

— И слышать не хочу. Если они хвалят тебя, особенно твои последние писания, то, значит, так же мало, как ты, знают о том, что происходит здесь, в головах и в душах людей. Для того чтобы это понять, мало твоих кавалерийских наскоков. А то у тебя получается, как тут, на пульте: считаешь те лампочки, что горят, и больше ничего не замечаешь. Но ты ведь о людях пишешь. О людях, с их чувствами, проблемами, вопросами, на которые не всегда есть ответ. Им знакомы не только радости, но и разочарования. Социализм — это не арифметическая задачка…

— Ты все сказал?

— И я тебя предупреждаю, лучше не попадайся на глаза Эриху. Он просто вне себя от ярости. Зачем ты стравливаешь его с Клейнодом, из одного делаешь героя, другого превращаешь в черта? В действительности все гораздо сложнее.

В этот момент в коридор буквально ворвался Эрих Хёльсфарт.

— Я узнал, что ты здесь, — крикнул он, не здороваясь. — Послушай, Люттер, о чем ты думал, когда писал такую чушь?

— Ты видишь теперь, — сказал Ахим, — к чему пришел? Видишь, зажегся сигнал, который предупреждает, что ты нажал не на ту кнопку.