Эрик Нойч - Мир на Востоке

Он сказал Франку:

— Иди за стол, я сейчас приду, — но сам уже твердо решил сматываться.

Франк так и не дождался его возвращения. При поддержке Эриха, так сказать, объединенными усилиями — кого же еще ему было брать в союзники? — он рассчитывал спасти Ахима из крайне опасного положения, помочь избавиться от заблуждений и навести порядок в его голове, где явно царит полнейший разбор. Однако Эрих разочаровал его, и уж совсем некрасиво выглядело его бегство, о чем сообщил Франку официант. Значит, Эрих тоже не захотел брать на себя никакой ответственности. Это было совершенно необъяснимо. Имя Хёльсфарта служило синонимом безукоризненной работы, более того — символом господства рабочего класса, самой революции, продолжавшейся на этой земле между Эльбой и Заале более пятидесяти лет. Его дед и отец пали от рук фашистских палачей. Тогда почему же он так малодушно увильнул от разговора? Живуч еще оппортунизм, подумал Франк, и вся ситуация в Айзенштадте отлично это подтверждает. Даже самые лучшие, сознательные рабочие подвержены идейкам социал-демократии, всегда имевшей прочные корни в этом регионе Германии и по сей день оказывающей на массы тлетворное влияние…

Впрочем, чего уж с самим-то собой разговаривать языком политических лозунгов и ярлыков? Тут нужно дело, а не дефиниции. Выходит, ему предстоит в одиночку бороться с Ахимом, вправлять ему мозги. Задача не из легких, особенно если учесть натуру Ахима, его обостренное чутье на всякую демагогию и фальшь, склонность подвергать все сомнению и ставить смысл говоримого выше словесного обрамления. Пожалуй, самым верным способом будет побить Ахима его же собственным оружием, ударить с той стороны, откуда он меньше всего ожидает нападения, то есть обвинить его писания не в идеологической, а именно в литературной несостоятельности.

Отличный ход! Лучше и не придумаешь. У Франка тотчас поднялось настроение, даже неприятный осадок от бегства Эриха улетучился, однако через минуту он подавил в себе эту радость, рассудив, что сейчас-то как раз и требуется предельная осторожность. Действуя торопливо, с наскока, можно загубить все предприятие. Главное, что есть руководящая идея, а как ее довести до оптимума и осуществить на практике — это уже дело техники. Нужно дождаться удобного случая.

Случай представился раньше, чем ожидал Франк.

Ахим пригласил его на ужин. Как выяснилось позже, сделал он это, предупредив Ульрику лишь утром, так что визит Франка застал ее как хозяйку дома врасплох. Наверное, оттого она и дуется на Ахима весь вечер, думал Франк, сидя в гостях у Штейнхауэров. На самом деле не в духе она была именно из-за Люттера, к которому всегда относилась неприязненно, а на муже просто срывала свою злость. Но плохое настроение Ульрики объяснялось не только этим. Всего лишь пару дней назад она вернулась из летнего лагеря, где проработала воспитательницей два месяца кряду и куда ездила, собственно, ради того, чтобы быть вместе с Юлией, так что теперь, по возвращении, ей ничего так не хотелось, как отдохнуть. Вместо этого по милости Ахима ей надо было бегать по магазинам и стоять у плиты, поскольку ее муженек задумал принять гостя на широкую ногу. Понятно, что это не вызвало у нее никакого энтузиазма. Тем не менее, чтобы не подводить Ахима, она мужественно занялась добыванием продуктов: отстояла несколько очередей за помидорами и огурцами, обошла чуть ли не все молочные города, прежде чем наконец достала из-под полы, с помощью одной своей бывшей ученицы, заветные полкило масла, с которым в этом году опять были перебои.

Она нарезала сыр и колбасу и с помощью петрушки придала блюдам праздничный вид. Но подлинным украшением стола, устланного белоснежной скатертью и освещаемого канделябрами с несколькими свечами, была рыбина чуть ли не метровой длины и толщиной с руку: его величество угорь! Ульрика порезала его небольшими кусочками, отчего темная жесткая кожа сразу слегка завернулась над нежно-розовым мясом, и подала на большом блюде, обложив по бокам кружками лука и лимона. Рядом, в соуснике, стоял хрен.

Даже Ахим не подозревал, что у них в доме может найтись подобный деликатес. Ульрика купила его у рыбаков на озере по соседству с лагерем и, тщательно упаковав в фольгу и полиэтиленовый мешок, привезла в Айзенштадт, тотчас спрятав от Ахима. Уж она-то знала, как он обожает эту рыбу, помнила, с каким вожделением поглощал он сей деликатес в ресторане, и потому была ничуть не удивлена, когда при виде блюда с угрем Ахим и Люттер вытаращили глаза, защелкали языками и в один голос воскликнули: «Вот это да!»