Дэвид Уоллес - Короткие интервью с подонками

Вопрос .

Я с интересом наблюдаю, как вы перебиваете, чтобы задать именно те вопросы, с какими я перебивал ее, а это именно то сближение…

Вопрос .

Она сказала, что человеку, который не прошел, видимо, запутанную и длительную серию уроков и упражнений ее вероисповедания, «фокус» лучше всего описать так – вообразить его как предельную концентрацию, которая заостряется, усиливается, пока не превратится в острие, вообразить некую иглу концентрированного внимания, в чьих безмерных тонкости и хрупкости и заключается, разумеется, способность к проникновению, и но есть условие: надо исключить все внешние тревоги и удерживать иглу тонко сфокусированной и остро направленной, и его безмерно трудно выполнить даже в идеальных условиях, какими эти обстоятельства проникновенного ужаса, конечно, не назовешь.

Вопрос .

Таким образом, в машине – не будем забывать, под гигантским напряжением и давлением, – она собирает в кулак свою концентрацию. Она вперяется прямо в правый глаз сексуального психопата – только его она видит на орлином профиле, пока маньяк ведет «Катласс», – и заставляет себя не спускать с него взгляд все время. Заставляет себя не плакать и не умолять, но только лишь прощупать проникающим фокусом психоз, гнев, ужас и психические страдания сексуального маньяка, сопереживать им и, говорит она, визуализировать, как ее фокус пронзает психотическую пелену мулата и проникает через различные страты гнева, ужаса и бреда, чтобы коснуться красоты и благородства всеобщей человеческой души под психозом и при этом создать зачаточную сострадательную связь между их душами, и она очень пристально фокусируется на профиле мулата и тихо говорит ему, что именно видит в его душе – то есть правду, так она, по крайней мере, говорила мне. Это кульминационная борьба ее духовной жизни, сказала она, при этом с совершенно понятными при тех обстоятельствах ужасом и ненавистью к сексуальному преступнику, грозившими размыть фокус и разорвать связь. И все же воздействие фокуса на лицо этого психопата становилось явным… когда она сумела удержать фокус, проникнуть и удержать духовную связь, мулат за рулем постепенно перестал бормотать и впал в напряженное молчание, словно задумался, и его правый профиль гипертонически напрягся, а пустой правый глаз переполнился тревогой и сомнениями из-за деликатных ростков той самой связи с другой душой, которой он всегда и жаждал, а также, конечно, в самых глубинах своей психики всегда боялся.

Вопрос .

Только то, что широко известно: первичная причина, почему прототипный сексуальный убийца насилует и убивает, – он считает изнасилование и убийство своими единственными жизнеспособными способами установить какую-то содержательную связь с жертвой. Что это базовая человеческая потребность. В смысле, связь – потребность. Но при этом пугающая и легко подверженная бреду и психозу. Это извращенный вид, в кавычках, отношений. Традиционные отношения его ужасают. Но с жертвой, когда он насилует, пытает и убивает, сексуальный психотик может установить некую, в кавычках, связь благодаря своей способности заставить чувствовать обостренные страх и боль, тогда как его восторженное ощущение абсолютного божественного контроля над жертвой – над тем, что она чувствует, чувствует ли вообще, дышит ли, живет, – оно дарит ему некий буфер безопасности в отношениях.

Вопрос .

Просто именно это в ее тактике сразу показалось мне оригинальным и изобретательным, несмотря на сумасбродность терминологии, – что она направлена на центральную слабость сумасшедшего, на его, так сказать, гротескную застенчивость, ужас, что любая традиционная обнажающая душу связь с другим человеком грозит ему поглощением и/или уничтожением – другими словами, что он сам станет жертвой. Что вся его космология заключается в простом принципе: «жри или сожрут тебя», – боже, как это одиноко, чувствуете? – и грубый, жестокий контроль, который он и его острый инвентарь удерживают над жизнью и смертью, позволяет мулату почувствовать стопроцентный полный контроль над отношениями и, таким образом, что связь, которой он так отчаянно жаждет, его не обнажит, не поглотит и не уничтожит. Конечно, он несущественно отличается от мужчины, который оценивает привлекательную девушку, подходит к ней и искусно применяет ту самую, правильную риторику и задевает правильные струны, чтобы побудить ее пойти с ним домой, ни разу не сказав и не сделав ничего без нежности, учтивости и видимого уважения, и нежно, уважительно ведет ее к своей постели под атласными простынями и в свете луны занимается с ней изысканной заботливой любовью, чтобы она кончала снова и снова – пока, в кавычках, не запросит пощады и не окажется под его полным эмоциональным контролем, и не почувствует, что она и он, по-видимому, в этот вечер глубоко и неразрывно связаны, раз все прошло так идеально, взаимно уважительно и удовлетворительно, – и затем он закуривает для нее сигарету, проводит час-другой в псевдоинтимной посткоитальной болтовне, лежа в развороченной постели, и кажется таким родным и удовлетворенным, тогда как на самом деле он хочет только одного – оказаться в абсолютно антиподном от нее уголке, – и думает, как бы всучить особый нерабочий телефонный номер и больше никогда с ней не видеться. И что слишком очевидная причина его холодного, меркантильного и, может, в чем-то виктимизирующего поведения – его ужасает потенциальная проникновенность той самой связи, над которой он так трудится. Знаю, я не говорю сейчас ничего, чего бы вы, как вы думаете, уже не знали. С этой своей тонкой холодной улыбочкой. Вы не единственная разбираетесь в людях, знаете ли. Он дурак, потому что думает, что одурачил ее, так вы думаете. Будто он что-то выиграл. Сатирозавровый сибаритский самец-гетеросапиенс, тип, который вы, стриженые катамениальные сжигательницы лифчиков, видите за версту. И жалкий. Он хищник, уверены вы, и сам себя считает хищником, но на деле это он боится, это он убегает.