Однако, опровергая глупую теорию, Каллен ощущает его каждый раз, постоянно. И утром, и днем, и вечером, и в течение ночи, когда нужно. В этот день, когда она родилась, четырнадцатого июня, он готов был в самом прямом смысле «закатить пир на весь мир». Более счастливым человеком мистер Каллен еще себя не чувствовал и каждый раз, когда вспоминал тот день в ванной, когда отказался от ребенка своим «не хочу детей», готов был собственными же руками себя придушить. Жуткое святотатство в этих словах. Жуткая по размерам жестокость…
Ощущать прикосновения маленького, хрупкого и такого родного тельца — что-то нереальное, что-то за гранью человеческой природы.
Белла часто шутит, что восторг на их лицах всегда одинаковый. И непонятно еще, у кого больше.
— Облака, — проследив за взглядом девочки, сообщает Эдвард. Гладит ее рыжеватые, пока что редкие, волосы и легонько целует в макушку. Она настоящая принцесса. Она — его самая большая награда, самое большое сокровище. За все.
Мужчина подумывает о том, чтобы рассказать и о шумящих в паре метров от балкона деревьях, покрывшихся золотом к этой поре года, как чувствует на талии чьи-то теплые руки. Мгновеньем позже Белла укладывает подбородок ему на плечо, привстав на цыпочки.
— Вид стоит пробуждения, да? — шепчет, с улыбкой посмотрев на горизонт.
— Еще какого, — уверенно заявляет Каллен, аккуратно повернув девочку и свободной рукой приобняв жену.
Белла по-девчоночьи хихикает, наблюдая за вытянувшимся и искренне заинтересованным лицом дочери.
— Похоже, Алиса будет художником.
— Подожди-подожди, она еще докажет свой музыкальный талант, — хмыкает Эдвард, припомнив, что с точно такими же эмоциями малышка слушает любимую папину музыку.
Белла не отвечает. Белла, расслаблено вздохнув, обнимает его крепче, утыкаясь лицом в шею. Ей невероятно идет материнство: каштановые волосы переливаются, карие глаза блестят невыразимым и необъятным счастьем, а пухлые розовые губы почти всегда улыбаются. И кожа не бледная, а с очаровательным румянцем. И кольцо на безымянном пальце больше не болтается…
Вот он, предел мечтаний, чудесный сон — такая его девочка. Вполне достижимый, как оказалось к огромному удовольствию Эдварда.
Каллен смотрит на нее — на них обеих — и улыбается. Широко-широко, так, как думал, уже никогда не будет. И мысленно, продолжая вместе с дочерью смотреть на встающее солнце, возвращается в тот день, когда состоялась их с доктором Кафф предпоследняя сессия.
Ее кабинет чистенький, светлый и уютный. У левой стены стоит просторный белый диван, на который она всегда велит садиться с ногами, устраиваясь так, как удобно, а у правой — ее узенькое кресло со специальной подставкой для листа с пометками рядом. Наверное, она привлекательная женщина, хотя Эдвард и не заостряет на этом внимание, помня, с какой проблемой пришел. К тому же, миссис Кафф часто говорит ему закрыть глаза и разговаривать, будто в какой-то невесомости, эфемерности. Будто ничего не происходит и ее, как таковой, здесь нет.
Эдвард не так представлял себе эти сессии. Были видения черной койки с подголовником, на которую надо лечь, белого потолка, рябящего в глазах, большого доктора с серьезным лицом и в белом халате, который без труда заставляет любого чувствовать себя неуютно еще до рассказа…
И каково же было его удивление встретиться с этой женщиной, предложенной Беллой. Еще в первый раз в голове на мгновенье кольнуло: поможет. Обязательно поможет.
И вот теперь, сидя, как прежде, на мягком диване и приобняв кожаную подушку, пахнущую на удивление приятно, Эдвард думает о том, как объяснить, зачем приехал сюда за неделю до назначенного визита и попросил возможности высказаться.
Психолог терпеливо ждет, невозмутимо глядя на него и создавая иллюзию простой дружеской беседы. Каллен верил в нее и верит сейчас — потрясающие умения у этой женщины, — но все же какая-то нерешительность имеется. И плевать, что она уже знает… все. О той ночи.
— Эдвард, — зовет она, мягко улыбнувшись, — вы собираетесь на праздник Мокко в пятницу?
Мужчина теряется, вырываясь из сковавших сознание раздумий.
— Да, — поспешно кивает, вспоминая, с каким энтузиазмом Белла взялась за его организацию, — конечно…
— Возможно, вы хотели обсудить со мной это?
Ее голубые глаза настраивают на откровение и внушают спокойствие. «Ничто, прозвучавшее в этом кабинете, мистер Каллен, не выйдет отсюда наружу. Все останется в бетонных стенах» — вот что сказала она в первый день. И Эдвард уже не раз убедился.
Читать дальше