Когда Бача, скрепя замком, отпер дверь, так и не дождавшись ответа на вопрос «кто там?», пришедший предстал перед нами во всей красе. И, разумеется, был узнан.
Эдвард с каменным лицом, вымокшими от снега волосами и крепко сжатыми губами, не разуваясь, прошествовал со мной наверх. Сдержал даже свое негодование по поводу того, что я была среди тех, кто его встретил.
И только в спальне, когда удостоверился, что заперта дверь и любопытные уши разбрелись по дому, снял плащ. Рубашка под ним почти полностью пропиталась кровью.
«Царапины, — прошептал он, оглянувшись на меня через плечо, — поможешь?»
У Бачи нашлись и бинты, и спирт, и даже свежая рубашка. Сказалось то, что окрепли их отношения с прошлого года, а может то, что Эдвард впервые не выглядел властным и кровожадным, но он радушно все это одолжил не задавая вопросов.
— Кто тебя так?
— Защитники Аллаха, — он невесело усмехается, прикусив губу, когда я прикасаюсь ватой к ранам, исполосовавшим всю спину.
— Обругал веру?
— Позарился на святое. На Лидера, — мой Султан тихонько стонет, когда по разодранной коже медленно растекается прозрачный спирт.
— От базы до нас сто шестьдесят километров.
— Я знал, к кому еду.
Больше я не спрашиваю ничего. Не могу сдержать себя. Нагибаюсь и легонько, так, чтобы при желании списал на слабость, целую его волосы. Впервые после побега от Алека и Адиля мне больно за кого-то. Впервые после смерти Нурии я вообще… чувствую что-то.
— Я сам себя не перебинтую, — он пытается перевести все в шутку, но голос дрожит. Впервые у Эдварда при мне дрожит голос.
— Я тебя перебинтую, — улыбаюсь, осторожно прочертив пальцем линию по его плечу, — не волнуйся.
Этой ночью полковник впервые спит со мной по-настоящему. Прижав к себе, как любимую игрушку, он спокойно, ровно дышит, окончательно расслабившись. Никогда не видела его таким безмятежным и спокойным. Как ребенок…
И самое удивительное, что мне доставляет истинное удовольствие поправлять его одеяло, когда оно сползает и обнимать его в ответ, когда он неодобрительно хмурится на исчезновение моих рук.
Неожиданное и очень новое чувство. И настолько же приятное.
Следующим утром, когда просыпаюсь, единственное, чего боюсь, не найти Султана в постели. Но он как был здесь, так и есть. Только уже не спит. Уже сидит и с легкой улыбкой наблюдает за мной. Голубые глаза наполнены наслаждением. От хорошей ночи?..
— В твоей жизни когда-нибудь что-нибудь шло не по плану?
— Постоянно.
— А в моей — никогда.
Это откровение. Я обращаюсь во внимание. Подмечаю каждую эмоцию его лица.
— Той ночью… этот клуб… — тяжело вздохнув и с виновато-задумчивым выражением лица сжав пальцами мою ладонь, признается Эдвард, — это было минутное желание, чертова слабость… я не хотел ничего, кроме того, что у нас было. Я и приехал-то за этим туда…
Хмурится. Смущенно — впервые вижу на его щеках румянец.
— У меня тоже. Слабость…
— Тоже?
Изгибает бровь. Не верит.
— Той ночью умер мой отец. Я должна была вернуться в постель и, как достойная дочь, скорбеть о нем сорок дней. А я напилась водки и дала незнакомцу соблазнить меня.
— Интересный расклад.
— Мне тоже так кажется.
Неловко пожимаю плечами, опустив взгляд. Почему-то чувствую смущение.
— Я не думала, что ты так быстро… уйдешь.
— Белла, я уже сказал, это все не планировалось как отношения.
— И все равно…
Как же тяжело даются слова. Они будто каменные — неподъемные. Больно царапают горло.
То, что я не смотрю на него, Эдварду не нравится. Длинные пальцы осторожно поглаживают мое запястье.
— Я заслужу твое прощение, — он тяжело вздыхает. Очень тяжело. Вымученно.
Слышать такую фразу от него — невероятно. Я пытаюсь понять, не ослышались ли.
— Зачем?
Краешком губ он улыбается. А потом кивает на свою спину.
И я понимаю.
— Как ты оказалась здесь? — следующий его вопрос. Вызван и интересом, и тем, что не хочется посвящать уверению в собственной слабости много времени. Признал — и будет.
— Сбежала. — Это наш первый разговор на такие темы за все время…
— От прошлого?
— Да. И от тебя.
Я ещё раз удивляю его. Снова.
— Все так серьезно?..
— Ага — за этот ответ я чувствую себя виноватой.
Двумя пальцами, осторожно, Эдвард приподнимает мое лицо. Просит на себя посмотреть.
— Я думал, что сошел с ума, когда ты жалась ко мне в такси.
— Все было так страшно? — нервно хихикаю, кривляя его тогдашние слова, но в тайне надеясь, что дела не настолько плохи.
Читать дальше