АlshBetta - Созидая на краю рая [СИ]

На миг, когда он видит меня, его глаза светятся радостью, но потом мой любимый небесный взгляд исчезает, и его голова поворачивается в сторону стены. Он не хочет меня видеть.

— Малыш, я вернулась! — всё ещё топчусь на пороге, не зная, стоит ли вообще входить.

Впрочем, моя нерешительность тут же исчезает, едва вижу подрагивающую нижнюю губу своего ребёнка.

Быстрыми шагами пересекаю комнату, опускаясь на кресло рядом с Тони. Его голова по-прежнему повернута в другую сторону.

— Ты ушла, — произносит он отчуждённо. В его голосе обида. Почти смертельная. И я это заслужила, потому что не сдержала данное слово. Похоже, обещания я умею держать только перед Эдвардом.

— Солнышко, так нужно было…

— Ты обещала! — его взгляд упирается в меня, и я вынуждена заметить, как в голубых глазках серебрятся слёзы. — Ты сказала мне, что не уйдёшь, если я усну!

— Энтони, есть обстоятельства…

— Ты меня не любишь! — быстрый итог всему сказанному, и он снова отворачивается от меня в другую сторону. Слёзы ещё не текут по его щекам, хотя это явление ждать себя не заставит.

— Что ты такое говоришь? — пытаюсь загладить свою вину и вселить в него уверенность в правдивости моих слов. — Солнышко, ты для меня дороже всех на свете!

— Тех, кого любят, не бросают, — поджимая губы, дрогнувшим голосом произносит он.

— Ты считаешь, что я бросила тебя?

— А разве нет?

— Я же здесь!

— Это ненадолго…

Подобное утверждение отзывается болью у меня в груди. Потому что оно правдиво. Все слова моего мальчика правдивы. Я действительно ужасная мать, раз заставляю своего и так исстрадавшегося ребёнка страдать ещё больше.

Тянусь к его ладошке, но он отдёргивает их от меня, пряча под одеяло.

Чувствую, как слёзы наворачиваются уже на мои глаза, но смахиваю их, зная, что плакать сейчас никак нельзя.

— Зайчик, — смотрю на его лицо, подмечая, что слёзы уже были на нём. Дорожки от них ещё заметны на нежной коже. — Ты же знаешь, как сильно я люблю тебя!

— Ты ушла… — словно эхо повторяет он, и всхлипы начинают по очереди вырываться из его груди. — Ты обещала не уходить!

— Энтони, иди ко мне, — протягиваю к нему руки и встаю со стула, но сын не позволяет обнять себя, и отказывается от моих объятий, зарываясь в одеяло и плача уже под ним.

Моё сердце разрывается на мелкие кусочки.

Как же я ненавижу видеть его слёзы! Они убивают меня!

— Послушай меня, малыш, но внимательно, — убираю мешающую прядь за ухо, опускаясь на кресло и пытаясь говорить спокойно. — В жизни есть моменты, когда нужно уметь успевать делать несколько дел. Иногда дела идут друг за другом, и ты не успеваешь доделать одно из них. Я пробыла с тобой и ночь и день, я готова быть с тобой сутки напролёт, но у меня есть обязательства. Я должна кормить тебя, одевать, платить за то, что тебя лечат. Я должна работать! — шумно сглатываю на слове «работать», вспоминая сегодняшний секс с Калленом, приём с Аро. Делаю паузу. Это не ускользает от Тони, потому что он всё же оборачивается на меня.

— Я работаю, Тони. Я не хочу, но я должна. И буду. До тех пор, пока у тебя не будет всё самое лучшее и нужное. Мне приходится уходить, и мне самой от этого очень больно. Каждый день у меня будто забирают часть себя, когда я ухожу от тебя, малыш. Я знаю, что ты страдаешь и что тебе больно. Поверь, я всеми силами хочу сделать тебя счастливым и… — нет более сил сдерживать слёзы. Позволяю им поползти по щекам, а дыханию утонуть в рыданиях. Сижу и тихо плачу. Влажная пелена от слёз заслоняет взгляд, и я не вижу лица Энтони.

Зато чувствую его прикосновения.

Он обнимает меня. Утешает.

— Мамочка, — он плачет, как и я, но теперь его пальчики стирают слёзы с моих щёк. — Мамочка, не плачь, я не хотел тебя обидеть!

— Я люблю тебя! — беру его в объятья и зарываюсь лицом в белокурые локоны, поспешно целуя участки бледной кожи. — Я люблю тебя больше жизни, сыночек!

— Я знаю, мама, знаю, — он тоже целует меня, отчего на душе становится легче. Слёзы перестают течь так интенсивно, а рыдания вырываться так часто.

Мы сидим так, держа друг друга в объятьях, наверное, очень долго, пока оба не успокаиваемся.

— Прости меня, Энтони, — шепчу я, убирая его кудри со лба и целуя его.

— Нет, мамочка, это ты меня прости. Я не хотел, чтобы ты плакала! — он снова преданно смотрит на меня, теперь не тая в глазах обиду. В нём снова взыграл тот взрослый человек в теле ребёнка, который любит меня и который от меня не отвернётся. Это был небольшой срыв, и он простителен. Погружаясь в такую обстановку, дети меняются. Меняются к худшему. А мой сын только совершенствует свой характер. Ему тяжело и одиноко. Ему больно и страшно. Он заслуживает отдых, а я не могу ему его дать.