— По-прежнему не хочешь, чтобы я обняла тебя? — тихо спрашиваю я, всхлипывая.
Он переводит на меня испуганные изумрудные глаза. Мне хочется ударить себя за эти слова. Я ведь обещала!
— Нет, — он качает головой и пробует отодвинуться, но я делаю это вместо него. Меньше всего на свете я хочу, чтобы он меня боялся.
Я никогда не видела Эдварда таким. Никогда не видела столько боли, страха и недоверия в его глазах. Это те самые изумруды, которые хитро подмигивали мне пару дней назад? Те самые, что загорались желанием, когда мы оставались наедине в спальне? Неужели и те, которые лучились обожанием, завидев меня?
Сейчас они другие. Без намёка на какие-нибудь из вышеперечисленных чувств и эмоций. Я в который раз убеждаюсь, что в душе Эдвард всё тот же ребёнок. Маленький мальчик, с которым так жестоко обошлась жизнь.
И сейчас этот малыш передо мной. На коленях. Беззащитный, убитый горем, испытавший то, о чём никто даже не догадывался.
У меня в сотый раз перехватывает дыхание, когда я вспоминаю про то, как он кричал ночью, когда я будила его. Как молил меня не бросать его, не уходить. Он чувствовал, что я его защищаю.
«Мне до сих пор кажется, что он ждёт случая повторить ту пытку», — вот причина, по которой он так желал моего присутствия ночью. Вот почему так крепко обнимал меня, прижимался всем телом, вслушивался в стук моего сердца. Он желал простого человеческого тепла, понимания, присутствия. Я дала ему это всё. Никто кроме меня не получал этого шанса. Возможно, среди его недругов и смертельных врагов были те, кто желал помочь ему, но он просто не позволял им. Отгораживался, как и от меня в самом начале.
Мой маленький мальчик слишком долго держал всё в себе. Ему больно. И он пытается выпустить эту боль. А я не могу помочь.
— Пожалуйста, не касайся меня, — с невиданной, отчаянной мольбой в голосе просит он. Я сдерживаю собственные рыдания, отрывисто кивая.
— Конечно, любимый, не буду. Я обещала.
Тогда он абсолютно неожиданно подвигается ко мне ближе и быстро прижимает к себе. Вытягиваю руки вперёд, избегая искушения его коснуться. Я рядом. Я здесь. И я исполню обещание. Он обнимает меня, имеет возможность чувствовать, что я совсем рядом, что поддерживаю его.
Но теперь его боль, словно проходится по мне. И это заставляет мои собственные слёзы течь сильнее. Я совершаю сразу две борьбы — с истерикой и непослушными руками, но в то же время помогаю Эдварду.
Ещё никогда он не обнимал меня так крепко. Ещё никогда его сильные руки так не боялись отпустить меня. Ещё никогда я не слышала, чтобы кто-то так плакал. Чтобы кому-то было так больно морально.
— Эдвард, я всегда буду с тобой, — шепчу я, упираясь подбородком ему в плечо. Сдерживаюсь, чтобы не поцеловать его. Наверняка это тоже послужит причиной усугубления происходящего.
Он снова не отвечает. Лишь стонет, продолжая прижимать меня к себе.
Некоторое время так и проходит. Я жду, пока он выплачется, пытаясь успокоить себя тем, что делаю всё возможное для этого. Я постоянно говорю, словно на исповеди, всё, что думаю. Всё, что чувствую. Про свою любовь к нему, про доверие, про преданность, про то, что мне очень жаль. Эти слова льются из меня нескончаемым потоком. Я повторяю одно словосочетание с десяток раз, надеясь, что он слышит каждый. Что запоминает, верит в них.
Минута сменяет другую, и мне кажется, что время останавливается, когда его рыдания становятся громче, режут мне слух.
По прошествии ещё каких-то двадцати секунд уже на спине чувствую влагу. Наверняка это слёзы.
Что же, мне плевать. Пусть плачет. Пусть ему станет легче.
«Тебе нужно продержаться до утра, Белла. А потом сможешь коснуться его. Сможешь поцеловать. Тогда ты сдержишь обещание. Наверняка первая, кто сделал это перед ним».
Подсознание верно подметило. До утра. Сейчас уже, наверное, четыре. Потом будет пять, потом шесть, и выглянет солнышко. Оно озарит светом наш домик, стоящий у леса и позволит мне утешить Каллена по-настоящему.
Отчасти я понимаю, чего он боится в моих прикосновениях — он думает, что они будут болезненными, что я тоже сотворю с ним что-то, отчего по спине бегут мурашки.
И пусть частью разума он понимает, что это абсурдно, другая, детская, в которой живёт тот самый испуганный ребёнок, настаивает на том, что всё это правда.
«До утра!» — мысленно кричу я, пытаясь поверить в то, что смогу дождаться этого момента. — «Всего лишь до утра, Белла!».
— Спрашивай, — внезапно хриплый голос Эдвард раздаётся у моего уха, я вздрагиваю от неожиданности.
Читать дальше