АlshBetta - Созидая на краю рая [СИ]

Моё дыхание перехватывает, а сердце замирает. А всё потому, что на бледной коже я вижу длинные, бледно-розовые шрамы, бывшие когда-то глубокими (наверняка до самой кости) порезами. Они расположены ровным рядом. Их по три на каждой руке. Линии прямые, как будто начерчены под линейку.

Не думала, что когда-нибудь увижу что-то подобное. Мои глаза скоро выскочат из орбит — так широко они распахнуты.

Громко сглатываю, борясь с подступающим ужасом, ледяными когтями охватывающим моё сердце.

Мне становится жарко и холодно одновременно. На какой-то момент я впиваюсь пальцами в обивку пуфика, боясь, что могу потерять сознание.

Нет, пожалуйста, только не сейчас! Я нужна Эдварду!

Делаю глубокие вдохи и выдохи, не в силах оторваться от ужасающих линий.

— Он проводил лезвием ножа по моим рукам, угрожая убить меня, если я не скажу ему правду. Но в тот момент мне только этого и хотелось, — проговаривает Эдвард, и я слышу его хриплый голос, будто впервые. — Я помню, как сознание, сжалившись надо мной, стало покидать меня. Когда я закрыл глаза, отец подумал, что я мёртв и бросил меня. Оставил истекать кровью и ушёл. Я очнулся уже в клинике. Рядом со мной была какая-то хорошенькая медсестра, которая смотрела на меня и говорила, что я в безопасности. С тех пор это видение преследовало меня каждую ночь. Я заново переживал всё, что он делал. Всю ту боль, которую причинял. Мне постоянно казалось, что сейчас отец вернётся и снова займётся мной. Даже когда я оказался в приюте, это не прошло. Мне и сейчас в редкие моменты кажется, что этот человек ждёт подходящего случая повторить ту пытку. Хотя он уже давно мёртв. Около тридцати лет назад мой отец-садист повесился в собственном борделе.

Он заканчивает говорить, и слёзы новыми, бурными потоками текут по его щекам. Они попадают на рубашку, вытянутые руки, пол.

Он никак не может опустить их, а я не могу смотреть никуда, кроме этих шрамов.

— Эдвард, — выдыхаю я, не зная, что ещё сказать. Моих слов, моих мыслей нет. Мне лишь нестерпимо больно. Нестерпимо жаль его. Моего Эдварда. Я так его люблю. И теперь, когда я всё узнала, мне кажется, что моя любовь выросла в сотни раз. Будто бы она стала всесильной, способной одолеть всё на свете!

И сейчас мне больше всего хочется прикоснуться к нему. Обнять, поцеловать каждый шрам на его руке, каждый миллиметр кожи на его теле. Показать, что я никогда и ни за что не сделаю ему больно. Что со мной он в безопасности. Что его чёртов отец не достанет его. Не причинит ему страдания.

Но я не могу. Я связана обещанием.

Сижу здесь, посреди ванной, и Эдвард рыдает передо мной. А я не могу его утешить. Не могу помочь.

«Сделай что-нибудь, идиотка!» — рвётся в бой подсознание, заставляя меня прислушаться к себе. — «Что ты молчишь? Кому нужно твоё молчание?»

— Эдвард, я люблю тебя! — говорю я, пытаясь перекричать его рыдания. У меня не выходит. Голос сел. — Я люблю тебя больше всех на свете. Мне так жаль! Мне очень жаль! Пожалуйста, ну пожалуйста, поверь мне!

Он не отвечает. Лишь опускается на пол и становится передо мной на колени.

— Я помогу тебе. Я сделаю всё, что захочешь. Я очень сильно люблю тебя! — повторяю всё это бесконечное количество раз. Но без объятий, без моих ласк он не поверит мне.

И что прикажете делать?

— Родной, — падаю перед ним на колени, отдёргивая руки, желающие коснуться его. — Я рядом. Я с тобой. И никуда не уйду. Не пропаду. Не денусь. Я люблю тебя!

— Это… — на большее его не хватает. Он снова тонет в рыданиях.

— Это ужасно, — продолжаю вместо него. — Я понимаю твою боль, твои страдания. Если тебе станет легче, поплачь. Слёзы помогут. Всегда помогают. Правильно, поплачь.

И в тоже время сама понимаю, что плачу. Слёзы обжигают холодную кожу. Текут по щекам и падают на ночнушку. Мне всем естеством хочется помочь моему Эдварду справиться со всей это болью, всем ужасом, пережитым в детском возрасте.

Теперь все части головоломки становятся на место. Вот кого он просить «не делать этого», вот кто является ему в кошмарах, заставляет страдать, испытывать всё то же самое, что и тогда.

Я оказалась права: его отец порождение самого Сатаны, последний ублюдок, какого только можно встретить. Не удивительно, что после такого отношения мой Эдвард перестал верить людям, в том числе, и самому себе. Его тяготы жизни становятся для меня чем-то вроде яда. Едва я думаю о них, как меня, будто разрывает на куски.

Физически я здорова, но в груди всё равно болит. Знаю, что это сердечная боль. Огненная пытка, проносящаяся мимо из-за своей беспомощности.