АlshBetta - Созидая на краю рая [СИ]

— Да… — вздыхаю, не до конца осознавая, смогу ли отвечать полностью искренне, так, как он хочет.

Что же, попытка — не пытка.

— Что ты хочешь знать? — задавая наш традиционный первый вопрос, спрашивает он.

— Что тебе нравится? — решая начать с менее болезненных и сложных тем, говорю я.

— В каком смысле?

— Что ты любишь делать? Чем увлекаешься?

— Самосовершенствованием, — подумав пару секунд, задумчиво отвечает Эдвард.

— То есть? — теперь не понимаю я. О каком самосовершенствовании идёт речь?

— Нет, Белла, теперь моя очередь, — он качает головой и лукаво ухмыляется. Это кривоватая усмешка заставляет моё сердце трепетать. Ну, почему он не может быть всегда таким, как сейчас?

— Хорошо. Но должна предупредить, я довольно заурядная девушка…

— Заурядной тебя точно не назовёшь, — качает головой он. — Расскажи мне о своём сыне.

— Что именно? — я удивлена такой необычной просьбой с его стороны. Зачем ему знать это?

— Ты говорила что-то про его отца, сегодня у меня в кабинете, — напоминает он, и я вздрагиваю.

— Ты злишься? — прерывая его, аккуратно спрашиваю я.

— За что? На тебя?

— Да, за эту истерику… прости меня, пожалуйста!

— Белла, тебе нужно было выплакаться, — мужчина довольно дружелюбно, почти заботливо смотрит на меня. — Только в следующий раз предупреждай заранее.

Следующий раз? Он думает, у меня ещё когда-нибудь будет повод расплакаться перед ним?

— Ладно, — кратко отвечаю я. — Так что по поводу кабинета?

— Отец Энтони. Кто он?

— Его зовут Джейкоб Блэк, — воспоминания режут сознание ржавыми ножами боли. Нет, я не допущу того, чтобы Джейк снова мне всё испортил. Я должна поговорить с Эдвардом. Я должна спросить то, что хочу, а для этого мне нужно честно ответить и выдержать эту беседу.

— Ты любила его? — каким-то странным голосом спрашивает Каллен. Я киваю, опуская глаза.

— Не хочешь говорить об этом? — участливо вопрошает он.

Откуда такая заботливость? Неужели это тот самый человек, который заставил меня спать с собой за деньги?

Нет, такой Эдвард мне нравится гораздо больше. Пусть он навсегда таким остаётся.

— Всё нормально, — слабо улыбаясь, произношу я. — Просто это было давно.

— Сколько твоему сыну лет?

— Четыре года.

— Не так уж и давно…

Пожимаю плечами, в знак безразличия. Держись, Белла, не думай о нём. Не думай об этом чёртовом Блэке.

— Теперь моя очередь, — отходя от темы Джейка, извещаю я, к неудовольствию Эдварда. Что же, это его правила. Пусть подчиняется.

— Ты говорил о самосовершенствовании. Объясни.

— Я изучаю языки, читаю книги, посещаю художественные галереи — стараюсь приобщаться к тому, что скрыто пеленой древности.

— Тебе нравится недоступное?

— Да. Всё остальное у меня есть, — он пожимает плечами, повторяя мой жест.

— Теперь я, — улыбаясь, говорит он и задаёт свой очередной вопрос: — Что произошло у тебя с отцом твоего сына?

— Мы были слишком молоды, когда я забеременела. Думаю, он не был готов к такой ответственности…

— А ты была готова? — с сомнением спрашивает Эдвард.

— Нет, — признаюсь честно. — Но я не допускала и мысли избавиться от ребёнка…

— Тебя поддержали родители?

— Нет. Мама умерла во время родов, так и не увидев меня, а папа — за полгода до моей беременности.

— Ты сама воспитывала сына? — в глазах Эдварда всё больше недоверия и восхищения одновременно. Он так внимательно смотрит на меня, что я чувствую себя, как на следственном допросе. Что же, придётся потерпеть…

— Да, сама. Теперь я спрашиваю, — снова ухожу от темы, беря перерыв. Теперь говорить будет Эдвард.

— Тебя воспитывал отец? — решаю не темнить и сразу перехожу к главному, раз уж мы перешли к откровенным темам.

Он молчит. Его лицо, кажется, слегка бледнеет. Почему?

В это время появляется официант и ставит перед нами тарелки с салатом «Капрезе». Потом бутылку вина. Открывает её, разливает по бокалам и только потом уходит.

Я по-прежнему жду ответа, даже не глядя на еду.

— Нет… — наконец медленно отвечает он, осипшим голосом. — Я жил с ним не очень долго, а потом он умер, и я попал в приют.

— Сколько тебе было? — не веря в происходящее и сочувствуя ему всем сердцем, спрашиваю я. Боже мой, он ведь тоже испытал достаточно страданий! Поэтому и прячется.

В память врезаются его слова, на мой вопрос, зачем он носит маски:

«Чтобы люди не причинили боль, Белла. Они могут».

Так сколько же раз ему делали больно, что превратили в того, кем он явился в нашу первую встречу?