Может быть, это и есть его настоящая сущность: милый, добрый, заботливый… ранимый?
Может быть, всё остальное просто видимость? Пыль, пускаемая в глаза?
Надо будет всё это обдумать…
— Около шести лет, наверное… — тихо произносит он.
Моё сердце сжимается от боли за него. Он ведь был немного старше Тони. Шесть лет и он остался один — без матери, без отца, без любви, без семьи — в приюте.
Подсознание подсовывает фотографию малыша с бронзовой шевелюрой, дрожащего от страха и холода, с большими изумрудными глазами. По его щекам текут слёзы…
Откидываю эту картинку, чтобы подавить появляющийся в горле комок.
— Ты вырос в приюте?
— Да, — резко отвечает он, и его дружелюбие испаряется. Впрочем, сейчас я понимаю причину этого и готова смириться.
— Успокойся, я больше не буду спрашивать об этом, — примирительно и осторожно говорю я, вселяя в свои слова уверенность. — Если ты не хочешь, не буду.
— Ты просто не понимаешь, Белла! И не поймёшь. Никогда не поймёшь… — опуская голову на руки, с болью говорит он. — Это невозможно.… И я уже говорил это тебе.
Вот тут самое время вспомнить его слова «Не пытайся понять то, что не должно быть тобой понятно», и осознать их смысл.
Он не прав. Я понимаю. Даже если ему это пока невдомек.
— Эдвард, — встаю со своего места и подхожу к нему. Приседаю перед стулом, оказываясь почти на уровне его глаз. В них проскальзывает недоверие и страх. Он даже меня боится сейчас. Боится, что сделаю ему больно, как он ошибается. — Ты прав, я пока не совсем понимаю и буду рада, если ты объяснишь, но только с твоего согласия. Я не заставляю тебя ничего мне говорить. Это твоё право. Не хочешь, значит, не нужно, — улыбаюсь в конце, немного разряжая обстановку и веря, что это убедит его в моей искренности.
— Спасибо, — благодарит он едва слышным шёпотом.
— Не за что, — тянусь к его руку, сжатой в кулак, и опускаю сверху свою ладонь, поглаживая пальцами бледную кожу. Надо же, насколько моя меньше!
— Теперь твоя очередь спрашивать, — самостоятельно напоминаю я, и, убирая руку, возвращаюсь на место.
— Ты ведь… — он прикрывает глаза на пару секунд. — Ты ведь тоже можешь не отвечать, если тебе очень сложно, Белла.
— Я отвечу. Это ведь прошлое. Оно не имеет значения, — беру в руки вилку, задумчиво рассматривая её серебряную поверхность.
— Почему ты назвала сына Энтони? — спрашивает он, находясь в такой же задумчивости, как и я.
— Не знаю, просто увидела его и поняла, что никак по-другому назвать не в состоянии, — вопрос довольно простой, что меня радует.
— А как думаешь, почему тебя так назвали?
— Не знаю, — отвечает он. — Мне оно не слишком нравится.
— Ну, оно ведь второе, ты можешь не использовать его, — сделав глоток вина, предлагаю я.
— Изначально оно было первым, — повторяя мои действия и пробуя вино, сознаётся он.
— В смысле?
— Я поступил в приют под именем Энтони Каллен. Уже там меня назвали Эдвардом, и сделали его первым именем.
— Ясно…
Мы молчим недолго, думая каждый о своём.
— Ешь, — наконец говорит он и берёт вилку в руки.
— У меня ещё остались вопросы…
— У тебя ещё будет время их задать. Но только не сейчас, — это почти просьба. Да какая там просьба, мольба!
Что же, если всё так серьёзно и ему действительно очень больно вспоминать всё это — даже больнее, чем мне — я не стану спрашивать.
Салат оказывается на удивление вкусным, и я погружаюсь в приятные ощущения, на некоторое время забываю о своих проблемах и проблемах Эдварда Каллена. Но, полагаю, это ненадолго. Всего лишь на период ужина.
Потом нас ждёт второй раунд.
Я-то готова, а он?
Салат сменяет ризотто «Рыбная феерия» — так называется одно из блюд, похожих на паэлью, а затем следует десерт. «Тирамису» — довольно вкусно.
Я вожу ложкой по стеклянному блюдечку, не в силах впихнуть в себя ещё хоть кусочек.
— Так у тебя остались вопросы? — раздаётся голос Каллена, и я поднимаю на него взгляд. Откинувшись на спинку стула, он попивает белое вино и внимательно смотрит на меня.
— Ты говоришь, что вырос в приюте, — тщательно подбирая слова, пробую спросить я. — Но сейчас ты обладаешь всем, чем пожелаешь… Как у тебя это получилось?
Он смотрит на меня пронизывающим, почти убийственным взглядом. Я его обидела? Так сильно?
— В чём дело? — решаюсь спросить я.
— Ты такая же, — медленно выговаривает он. Это звучит как приговор к казни.
— Какая?
— Тоже вешаешь на людей ярлыки, Белла.
Читать дальше