— До вечера, кстати, всего три часа, — сообщает мама, приобнимая меня за талию, — похоже, самое время ставить обед в духовку.
— Верно, — поворачиваю голову, поцеловав её в щеку, — ты ведь мне поможешь?
* * *
— С днем рожденья тебя! С днем рожде-е-нья те-е-бя! С днем рожденья, милый Эдвард, с днем рожде-е-е-нья те-е-ебя!.. — поем мы, наблюдая за тем, как по лицу Каллена — и без того светлому и радостному — расползается в широкой улыбке самое настоящее счастье. Похоже, он уже понял, что торт черничный.
— С днем лозденья! — весело хлопая в ладоши, скандирует Элина, сидя на коленях бабушки, — с днем лозденья, папа!
— С днем рожденья, — в такт сестре отзывается Джером, обнимая отца за плечи.
— Спасибо, мышки! — ласково произносит мужчина, с обожанием взглянув на детей. — Ну-ка, кто поможет мне задуть свечи?
За считанные секунды занимая места рядом с папой — Эли на его коленях, а Джером возле самого торта, с правого бока — они с нетерпением ждут сигнала именинника.
— И теперь Эдвард загадывает желание, и… — улыбаюсь я, мысленно пересчитывая свечки, которые должны быть в торте. Надеюсь, я не сбилась со счета и в мягком джеме сверху бисквита их ровно пятьдесят — точно такое же количество, как и черничных ягодок, выложивших имя нашего папочки.
Каллен загадочно улыбается, недвусмысленно взглянув на меня и, прищурившись, обращает свой взгляд к торту.
— Задувай!
Свечи потухают под шквал аплодисментов, и стараниями Джерри и Элените ни один маленький огонечек не собирается своевольничать. Все они гаснут вместе — слаженно и красиво, как полагается.
— А теперь подарки! — радостно хлопает в ладоши Рене, подмигнув Элис. Незаметно исчезая со своего прежнего места, та включает светильник как раз возле стены, где под красным покрывалом сложены коробки. Добиваясь желаемого эффекта — удивления Эдварда — они обе хохочут.
— На счет три…
— Раз! — сгорая от нетерпения, шепчет Элените.
— Два! — Джером, похоже, ожидает момента истины не меньше сестры — его-то в планы преступно не посвятили…
— Три! — одновременно с Эдвардом, поглаживая его плечо, произношу я. Даю отмашкой руки разрешение зажечь настоящий свет.
— Что это? — Каллен поднимается, подходя поближе к горке из картонок.
— Это — самое новейшее, самое современное и самое полное собрание аппаратуры для фотографий, какое мы только смогли найти, — не без гордости заявляю я, обвивая его за плечи, — чтобы лучше твоих фото не было нигде на свете.
— Откуда вы?.. — его рот приоткрывается в немом восторге, пока он пытается тщетно осмыслить, как мы пришли к этой идее.
— Постойте… Джаспер!
Верный ответ, любимый.
— Они донимали меня, чего тебе хочется, — смеясь, произносит Хейл, — буквально проходу не давали!
— Что есть, то есть, — виновато пожимает плечами Элис, возвращаясь обратно к своей семье, — но что же, не нравится?
— Вы шутите? Конечно нравится!
— Значит, угадали? — радостно вопрошает Джером, заглядывая папе в глаза.
— Куда больше, чем просто «угадали», китенок! — завороженно разглядывая надписи с характеристиками аппаратуры на коробках, восклицает Эдвард, — спасибо… СПАСИБО!
— А теперь все дружно скажем «пожалуйста»! — привлекая наше внимание и похлопав в ладоши, велит Рене.
— ПОЖАЛУЙСТА! — хор из наших голосов, сплетаясь и спеваясь, раздается в гостиной, едва ли не оглушая виновника торжества. Но он, похоже, совсем не против после такого подарка…
* * *
Мое маленькое солнышко спит. Спит, подложив, как в самом начале своего детства — в три месяца после рождения — ладошку под щеку и вытянув вперед, точно, как у брата, губки. Маленькие глазки — малахитовые, сияющие и днем, и ночью ярче любой звезды — спрятаны под сиреневыми веками, которые даже не подрагивают. Каштановые локоны, пахнущие клубникой после недавнего незапланированного душа, разметавшись по подушке, искрятся от заходящего за окном солнца. В этой девочке столько жизнерадостности, столько счастья… в самый непогожий день, в самой трудной ситуации её оптимизм, её жизнелюбие вытащит нас на поверхность из самой глубокой бездны. Она — истинное солнышко. Яркое-яркое.
И хоть её жизнь началась с испуга — моего, когда я увидела две полоски на тесте — сейчас все замечательнее любых мечтаний. Эдвард не испугался, что станет папой во второй раз. Он обрадовался, обрадовался так сильно… я не знаю, наверное, только в тот момент, когда Джером в белом особняке, сидя на его коленях, произнес свое первое второе «папа», счастья в драгоценных камнях, которые я так люблю, было больше. И это несмотря на то, что он до одури боялся любить кого-то из своих «мышек» меньше другого (чего, конечно, не случилось и не случится)!
Читать дальше