Однако страх Джерома так просто не прогнать. Его слезы текут новыми, бурными потоками.
— Расскажи мне, — сдаюсь, понимая, что единственный вариант помочь мальчику — выслушать его. Успокоить, зная конкретно то, что вызывает в нем ужас.
Плотно сжав губы, ребенок отказывается исполнить мою просьбу.
— Джером, вдвоем будет не страшно, — добавляю голосу ласки, целуя пухлые розовые щечки мальчика.
Судорожно вздохнув, он, всхлипывает, а затем соглашается. Нерешительно.
— Тебе снилось какое-то событие? — не отстраняю от себя маленького ангела, когда задаю первый наводящий вопрос.
Нет.
— Люди?
Да.
Джерри дрожит.
— Кто? Кто-то незнакомый?
Нет. Знакомый…
Получается, не похитители. И не похищение…
Чего же тогда он может так бояться?
Может, в его сне что-то произошло с нами? Со мной или с Эдвардом?
— Папа?
Качнув головой, Джером немного отодвигается, стремясь заглянуть мне в глаза. С готовностью смотрю на него и вижу… вижу…
Джерри открывает рот и пытается… сказать. Его губки движутся, хотя ни единого звука до сих пор не слышно.
Он глядит на меня с грустью, расстроенный тем, что не может произнести слово вслух. Напуганный и как никогда хрупкий. Маленький…
Мое сердце обливается кровью.
— Повторишь ещё раз? — провожу пальцами по его щеке, даря ободряющую улыбку.
На миг зажмурившись, Джером пробует снова. Внимательно слежу за тем, как изгибаются его губы и ловлю себя на том, что нахожу ответ. Без звука. По губам.
— Мама? — лицо мальчика из печального становится облегченным. Он рад, что мне удалось. Он хотел сказать именно это.
Уверенно кивнув, мой малыш с опаской следит за моей реакцией.
— Тебе снится мама? — задаю новый, цельный вопрос, наблюдая за тем, как меняется выражение на личике ребенка. Страх, заставивший проснуться, возвращается.
— Что же плохого в маме, милый? — с участием спрашиваю я.
Джерому едва удается сдержать слезы.
Низко опуская голову, он возвращается ко мне на грудь, тихонько вздыхая.
Кажется, плохое есть. И немалое.
— Это просто сон, — повторяю, нашептывая слова ему на ушко, — он закончился. Мамы тут нет. Я здесь. И я тебя никому не дам в обиду.
Несколько секунд после моих слов ничего не происходит. Укачиваю Джерри, прислонившись к его волосам, как вдруг кое-что чувствую. Необычное, сначала даже непонятное.
Маленькие губки оставляют поцелуй на моей ключице.
— Мой любимый Джером, — ответно целую ребенка, — ты самый лучший на свете.
Негромкий стук в дверь прерывает нашу идиллию.
Вовремя…
Деревянная застава открывается, впуская внутрь домоправительницу.
Марлена выглядит немного взволнованной, но, тем не менее, упорно старается это скрыть.
— Доброе утро, — приветствует она.
— Доброе утро, — вздыхаю, поглаживая Джерома.
— Мистер Каллен велел покормить вас сегодня пораньше, — женщина натянуто улыбается. Что-то мне в этой улыбке не нравится…
В принципе, ничего из рода вон выходящего. Раньше так раньше. Вопрос только, какой в этом смысл?
— Хорошо.
— Отлично, — оптимизма в голосе Марлены маловато. Такое ощущение, будто она делает что-то, что доставляет ей жуткое неудовольствие.
Серебряный поднос с двумя тарелками овсяной каши с медом и орешками появляется на прикроватной тумбе.
Отодвигаюсь, спуская Джерома со своих рук на простыни. Помогаю ему поудобнее устроиться на подушках.
— Ваша левая, — указывая на кашу, докладывает Марлена.
Удивленно смотрю на неё.
— Она больше и с миндалем. У Джерома на него аллергия.
— Спасибо, — протягиваю мальчику ложку, переставляя тарелку поменьше на его колени.
— Приятного аппетита, — домоправительница следит за тем, как малыш пробует свой завтрак и лишь затем поворачивается к двери.
Её секундное промедление не остается мной незамеченным.
— Что-то не так?
— Все так, — не оборачиваясь, качает головой она. А затем быстрым шагом покидает комнату.
Сон тяжелый и серый. Как надоевший ливень, который можно наблюдать из окна всю осень и часть весны. Монотонный стук капель по подоконнику начинает сводить с ума, если его нечем заглушить.
Постоянно мерещится что-то нехорошее, неприятное. Не страшное, не жуткое, но… отталкивающее. Не могу понять, что именно это такое. Вглядываюсь в серую дымку, ища очертания своего сновидения, но оно упрямо расплывается, не позволяя ничего увидеть. В голове витает картинка с изображением спящего Джерома. Помню, что после завтрака он выглядел очень усталым, и мне ничего не оставалось, как позволить ему ещё немного отдохнуть. Других иллюстраций нет. Это — единственная.
Читать дальше